Роберт Кувер: Конец книг

Robert Coover. The End of Books
The New York Times, 1992
Перевод и примечания Кати Ханской
Pollen papers 24


В современном мире, иными словами, в мире телепередач, мобильных телефонов, факсов, компьютерных сетей и, в особенности, в гудящих окрестностях авангарда компьютерных хакеров, шифропанков и гиперпространственных фриков, вы можете часто услышать, что печатный носитель — обреченная и старомодная технология, всего лишь диковинка из прошлого, которую в ближайшее время навсегда отправят в пыльные бесхозные музеи, которые мы пока что зовем «библиотеками». Действительно, количественный рост книг и печатных СМИ, столь распространенный в век массовой валки деревьев и бессмысленного расточительства бумаги, кажется признаком лихорадочной горячки, последним вздохом некогда жизненно важной вещи, перед тем, как она навсегда уйдет, мертвая, как Бог 1.

Это будет, конечно, означать, что роман, в том виде, в каком мы знаем его, тоже умер. Не то, чтобы те, кто объявляет о кончине, скорбели. Со всем сопутствующим шармом традиционный роман, который играл первую скрипку параллельно росту коммерческих промышленных демократий, — и которые Гегель называл «буржуазными эпопеями» 2 — воспринимается его потенциальными палачами как враждебный носитель патриархальных, колониальных, ортодоксальных, проприетарных, иерархических и авторитарных ценностей прошлого, которых с нами уже нет.

Большая часть мнимой силы романа — в линейности, принудительном движение в заданном автором направлении с начала предложения до его конца, с верха страницы к низу, с первой до последней. Конечно, за долгое время истории печати предпринимались попытки противостоять этой силе линейности: от маргиналий и сносок до творческих нововведений таких романистов как Лоренс Стерн, Джеймс Джойс, Раймон Кено, Хулио Кортасар, Итало Кальвино и Милорад Павич, нельзя исключать и самого отца формы, [Мигеля] Сервантеса. Но истинная свобода от линейной тирании становится реально возможна только сейчас, с изобретением гипертекста, написанного и прочитанного на компьютере, где границ [текста] по сути не существует до тех пор, пока кто-нибудь не изобретет и не вживит их в текст.

«Гипертекст» — это не система, а собирательный термин, разработанный четверть века назад компьютерным популистом по имени Тед Нельсон, описывающий запись, выполненную нелинейно или непоследовательно, что стало возможно, благодаря компьютеру. Более того, в отличие от текста печатного, гипертекст дает [возможность проложить] множество «тропинок» между фрагментами произведения, сейчас их часто называют «лексиями» — заимствование из работ пред-гипертекстуального, но прозорливого Ролана Барта 3. С помощью сетей, связанных между собой лексий, сетей альтернативных маршрутов (в отличие от фиксированного в одном направлении перелистывания страниц) гипертекст представляют собой радикально расширяющуюся 4 технологию, интерактивную и многоголосную, поддерживающую множество дискурсов над единственным высказыванием и освобождающую читателя от гегемонии автора. В рамках гипертекста читатель и писатель… становятся со-учениками и со-авторами, как бы попутчиками в картографировании и переотображении текстуальных (визуальных, кинетических и устных) компонентов, далеко не все из которых предоставляются тем, кого привыкли называть «автором».

Несмотря на то, что сначала гипертекст использовался как принципиально новое учебное поле, к середине 1980-х годов гиперпространство привлекало писателей в свои запутанные и бесконечно расширяющиеся, бесконечно заманчивые паутины, живописные зеленые сады расходящихся тропок, если ссылаться на [слова] популярного среди любителей гипертекстов автора, Хорхе Луиса Борхеса.

Несколько систем поддерживают структуру этого пространства в художественной литературе. Одни располагают компоненты текста в случайном порядке 5, это похоже на перетасовку карт, другие (например Guide 6 и HyperCard 7) предлагают набор простых инструментов для создания самостоятельного создания [гипертекстов], третьи (более сложные системы, вроде Storyspace 8, разработанной в Брауновском университете, и которой отдают предпочтение беллетристы) предоставляет полный пакет сложных структурирующих и навигационных механизмов.

Несмотря на то, что защитники гипертекстов часто нападают на апломб романа, их собственные претензии не назовешь скромными. Вы еще услышите, как они часто совершенно серьезно заявляют, что в истории развития грамотности три великих события это: изобретение письма, изобретение печатного станка и изобретение гипертекста. Как пишет исследователь гиперпространства Джордж П. Ландоу 9 в своей последней книге, посвященной полю, «Гипертекст» 10: «Электронная обработка текста знаменует следующий значительный сдвиг в области информационных технологий после создания печатной книги. Она обещает (или угрожает) влиять на нашу культуру, в частности литературу, критику и образование, так же радикально, как когда-то повлиял станок Гутенберга».

Отмечая, что «движение от тактильного к цифровому — главный признак современного мира» 11, господин Ландоу фиксирует, что если в большинстве своем бумажные тексты критиков, работающих с исчерпавшей себя технологией, являются «моделями академической серьезности, записями разочарования и мужественной самоотверженности гуманистических позиций», то авторы, находящиеся в поле влияния гипертекста, «без зазрения совести празднуют свою победу… Большинство постструктуралистов пишут, будто из сумерек ожидаемого наступающего дня; большинство гипертекстуальных авторов — пишут о тех же вещах на рассвете».

Разумеется, на рассвете. Дедушка полноформатного гипертекстуального романа Майкл Джойс в знаковом романе «Полдень» 12 сначала выпущенном на дискете в 1987 году и перекочевавший на «читалку» Storyspace — частично разработанную самом Джойсом — в 1990-ом. Господин Джойс, который также является автором печатного романа «Война за пределами Ирландии: история Дойлов 13 в Северной Америке с учетом их миграции», писал в электронном журнале Postmodern Culture, что «гипертекстуальная литература — это первый пример настоящего электронного текста, который мы будем воспринимать как естественную форму мультимодального, многоточечного письма», но она все еще настолько радикально нова, посему трудно понять наверняка, что она такое. Для начала нет никакого фиксированного центра, равно как и нет никаких краев, концов или границ. Трационная нарративная линия исчезает в географическом пейзаже или безвыходном лабиринте, а все начала, середины и концы больше не являются неотъемлемо отображаемой частью. Взамен: ветви опций, меню, маркированных и картографированных сетей. В этих бесконечных (бескрайних) сетях нет иерархий: абзацы, главы и другие конвенциональные части текста заменяются равносильными и одинаково эфемерными окошками текста и графических изображений, и в ближайшем будущем будут дополнены звуком, анимацией и фильмами.

Как отмечали во вступлении к гипертекстовому роману «Изме пасс» Керолайн Гайер и Марта Петри, который был опубликован (если «опубликован» — подходящее слово) на диске, прилагавшемся к весеннему изданию Writing on the Edge 1991 года: «Это — новый вид романа и новый модус чтения. Текст ритмичен, зациклен сам на себе в узорах и слоях, которые постепенно обрастают значением, так же, как время и события происходят в реальной жизни. Попытки встроить текстовые ссылки в работу [с текстом] привносит в повествование дополнительные смыслы, постоянно изменяющиеся констелляции, образованные интересующим вас путем. Разница между чтением гипертекстов и традиционных печатных романов подобна разнице между плаванием по островам и наблюдением за морем с корабельного дока. Одно не обязательно лучше другого».

Здесь я должен признаться, что не являюсь экспертом-проводником в гиперпространство — поскольку размениваю седьмой десяток и, хорошо это или плохо, являюсь скорее приверженцем устаревших печатных технологий — и я вряд ли я сам сяду за написание гипертекстуального романа.

Но, будучи заинтересованным в изменениях, происходящих с буржуазного романом и художественной прозой, вызванные испытанием линейного строя, я чувствовал, что там (или тут) что-то происходит, и я должен знать, что это: если я и не собирался плыть к островам Гайер-Петри, то, по крайней мере, добежал до острова со своим биноклем. И как лучше научиться, если не [начать] читать лекции по предмету?

Так начался воркшоп, посвященный гипертекстуальной литературе в Брауновском университете, который продлился два семестра, посвященный в той же мере изменению читательских практик и созданию новых нарративов. Пишущие студенты, как правило, существа консервативные. Они пишут упрямо и, я надеюсь, в рамках традиции того, что прочитали. Привлечь их попробовать поработать в альтернативных или инновационных техниках сложнее, чем поговорить с ними о целомудрии как о стиле жизни. Но при столкновении с гиперпространством у них не осталось выбора: все комфортные структуры были стерты. Или импровизируй, или иди домой. Кто-то лихорадочно восстанавливает старые структуры, другие — теряются и выпадают из поля зрения, большинство из них бесстрашно ныряют, даже не спрашивая, насколько глубоко (бесконечно глубоко) и отмечают, что даже если плескаться ценой собственной жизни, эта новая арена — действительно захватывающий, провокационный, зачастую выводящий из равновесия, медиум для создания новых нарративов, потенциально революционное пространство, способное, как и было обещано, изменить само искусство художественной литературы, даже если он [медиум] останется на где-то на периферии, отдаленный от мейнстрима еще на самых ранних этапах.

И как писатели, и как читатели мы фокусируемся в равной степени и на структуре и на стиле, потому как внезапно обнаруживаем в этом сюжетные формы, зачастую спрятанные в печатных произведениях. Самый радикально новый элемент, который выходит на первый план, в гипертексте — это система многонаправленных и лабиринтообразных связей, которые мы можем или обязаны создать. На самом деле, созидательное воображение часто становится более озабоченным этими связями, их маршрутизацией и картографированием, нежели изложением или стилем, или тем, что мы называем характерами и сюжетом (два традиционных нарративных элемена, которые несомненно находятся под угрозой). Мы часто удивляемся, когда обнаруживаем, насколько чтение и письмо завязано в узлах и в векторах движения между фрагментами текста. То есть, фрагменты текста подобны каменным ступеням, [созданным] для нашей же безопасности, но настоящий поток повествования пробегает между ними.

«Самое замечательное», — как писал молодой автор Элвин Лу в он-лайн эссе, — это «градус, при котором повествование полностью распадается на составляющие части. Биты информации передают знание, но сопоставление этих битов рождает нарратив. Акцент гипертекста (повествования) должен быть на степени власти, данной читателю не читать, а организовывать данные ему тексты. Кто угодно может читать, но не все владеют доступными им сложными методами организации».

Произведения, разработанные в рамках воркшопа, каждая из которых «все еще в процессе», варьировались от географически закрепленных повестей, похожих на «Наш городок» 14, и историй вроде «выбери свое собственное приключение» до пародий на классические произведения, предельно уплотненные романы 15, пространственные стихотворения 16, интерактивные комедии, метаморфические сны, неразрешимые тайны убийств, анимированные комиксы 17 и китайских секс-мануалов 18.

В гипертексте популярен мультивокализм: графические элементы, отрисованные или отсканированные, включенные в повествование, образные изменения шрифта — используются для разграничения различных голосов или сюжетных элементов, кроме того, эффективно используются формальные документы, нетипичные для художественной литературы: статистические таблицы, песенные тексты, газетные статьи, сценарии фильмов, каракули и фотографии, бейсбольные карточки и рецензии, словарные статьи, обложки рок-альбомов, астрологические прогнозы, настольные игры, а также медицинские и полицейские отчеты.

На наших еженедельных семинарах, выбранные [нами] авторы демонстрируют на проекторе развитие нарративных структур, после чего, если это необходимо, подвергаются критике письма, дизайна, развития героев, эмоционального влияния, внимания к деталям и т. д. Они также вовлечены в непрерывный интерактивный диалог друг с другом, обмениваются критикой, восторгами, сомнениями, предположениями, теориями, остротами. Это довольно забавно, поучаствовав в этом «откровенно праздничном» опыте, господин Ландоу подтвердил, что творческая отдача — безусловно, высокого качества — на таких встречах выше, чем на обычных студенческих семинарах.

В дополнении к индивидуальным художественным произведениям, которые более или менее защищены от несанкционированного вмешательства старыми проприетарными способами, на семинарах мы довольно часто в вольной, анархической манере разыгрывали произведение под названием «Отель». Здесь писатели могут свободно регистрироваться, чтобы открывать новые комнаты, новые коридоры, новые интриги, чтобы развязать и создаваться новые связи, вторгаться в или разрушать другие тексты, менять сюжетные траектории, манипулировать временем и пространством, вовлекать в диалог посредством придуманных героев, а затем убивать персонажей друг друга или даже уничтожать гостиничную сантехнику. Таким образом однажды мы могли бы встретить мужчину и женщину, которые знакомятся в баре отеля, затем имеют сексуальную связь, исключительно для того, чтобы вернувшись через несколько дней, обнаружить: один или оба изменяли пол. Во время одного из семинаров по гипертексту, определенная напряженность во время чтения текста была вызвала тем, что мы обнаружили что в отеле был еще одного бармена: «был ли это один и тот же бар?» Один из студентов — снова Элвин Лу — ответил, связав всех барменов с комнатой 666, которую он называл «Центром производства», где некий заключенный монстр-пришелец производил на свет взрослых барменов по мере необходимости.

Это пространство анонимных по своей сути текстовых фрагментов остается взаимосвязано, и каждый новый раз на семинаре студенты снова оказываются в этом месте и продолжают историю Гипертекстуального Отеля. Я бы хотел, чтобы он оставалась открыт еще век или два.

Однако, как все мы выяснили, основная технология гипертекста может быть с нами на протяжении веков, возможно, с тех пор, как появились технологии книгопечатания, ее конструкция и программное обеспечение казались хрупкими и недолговечными; новые поколения оборудования и программ появляютмя прежде, чем мы успеваем прочитать инструкции предыдущих. Даже когда я пишу о сложной интермедиальной системе Бруановского университета, пользуясь которой мы писывали наши гипертексты, она постепенно изживает себя, будучи очень дорогой для поддержания, и несовместимой с новым ПО Apple, 7.0. Значительная часть нашего последнего семестра была потрачена на перенесение наших документов из Intermedia в Storyspace (которую сейчас осваивает Брауновский университет) и приспособление к новым условиям.

Данная проблема стандартов операционных систем сейчас живо рассматривается и обсуждается авторами гипертектсов; если взаимодействие станет отличительной чертой новой технологии, тогда все игроки должны будут иметь единый и последовательный язык, а также у всех должна быть возможность в равной степени им пользоваться. Кроме того, есть и другие проблемы. Навигационные методики: как перемещаться в бесконечности, и при этом не потеряться? Структурирование пространства может быть настолько захватывающим и запутывающим, чтобы полностью поглотить и нейтрализовать повествователя, а также замучить читателя. И с этим связана проблема фильтрации. С неустойчивым текстом, в который могут вмешаться другие авторы-читатели, как вы, будто оказавшись в лабиринте, избежите тривиальности? Как вы увернетесь от лишнего? Многовековые ценности романа: единство, целостность, согласованность, видение, голос, кажется, в опасности. Красноречие нашло новое определение. «Текст» потерял свою исконную точность. Как можно судить, анализировать, писать работу, которая не может быть одинаково прочитана дважды?

А что насчет повествовательного течения? В нем продолжается движение, однако в безразмерной бесконечности гиперпространства это больше похоже на бесконечную детализацию; оно [течение] рискует оказаться настолько раздутым и вялым, что потеряет свою центростремительную силу, уступая место некой статичной разряженной лиричности — как то мечтательное, несерьезное, потерянное во времени чувство ранних научно-фантастических фильмов. Как можно решить конфликт между читательской жаждой согласованности и близости и стремлением текста к продолжительности, его страхом смерти? Действительно, каково замкнуться в такой среде? Если все находится в середине, как ты узнаешь, когда конец, как для читателя, так и для писателя? Если автор свободно может начать историю с любого места и в любое время двигаться в любых направлениях, в каких он/она пожелает, не становится ли обязательным так поступать?

Несомненно, это будет основной темой для писателей будущего, даже для тех, кто ограничен старыми печатными технологиями. И в этом нет ничего нового. Проблема замыкания являлась основной темой, разве нет? Например, «Эпос о Гильгамеше» 19, который был высечен в глине на рассвете грамотности, а также гомеровские рапсодии, записанные на папирусе, придуманном греческими учеными 26 веков назад. В конце концов, преемственность, вызванная развитием технологий, существует на протяжении веков.

Многое из того, о чем я догадывался, — на самом деле догадывался — прежде чем войти в гиперпространство, прежде чем взять мышку, и прежде, чем мои мысли немного усмирились, благодаря он-лайн опыту. Что я на самом деле предвидел, так это технологию, одновременно поглощающую и полностью вытесняющую. Напечатанные документы могут быть прочитаны в гиперпространстве, но гипертекст нельзя переложить на печать. Это не похоже на фильм, который — тупик линейного повестования, так же, как и 12-ти тональная музыка — тупик для нотной записи.

Гипертекст — это действительно новая и уникальная среда. Художники 20, работающие с ней, должны в ней же и изучаться. И, предположительно, судиться: критика, как и художественная литература, отрывается от страниц и строк, и она восприимчива к продолжительным изменениям мысли и текста. Гибкость, случайность, неопределенность, множественность, отсутствие последовательности — ключевые понятия для гипертекста, которые также довольно быстро становятся принципами, подобно тому, как теория относительности совсем недавно вытеснила падающее яблоко 21.


Notes:

  1. Можейко М. А. Смерть бога / История философии. Энциклопедия. Минск: Интерпрессервис, 2002. — С. 987-988
  2. Гегель Г. В. Ф. Эстетика. Т. 3. М.: Искусство, 1971. С. 474
  3. См. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М.: Прогресс, 1994
  4. См. McLuhan M. Understanding media: the extensions of man. — London: Taylor & Francis Ltd., 2001
  5. См. Метод нарезок
  6. Guide — система создания гипертекстов для PERQ (компьютерная рабочая станция, выпускавшаяся в начале 1980-х годов)
  7. HyperCard — это визуальная среда программирования, позволяющая создавать приложения гипермедиа на Mac OS
  8. Storyspace — программа для создания, редактирования и чтения гипертекстуальной литературы
  9. Джордж П. Ландоу – профессор английского и истории искусств в Брауновском университете, США. Ведущий специалист в области Викторианской культуры, а также пионер в области исследований гипертекстуальной литературы и гипермедиа
  10. См. Landow G. P. Hypertext. Baltimore: John Hopkins University Press. 1992
  11. Там же
  12. Joyce M. afternoon, a story*. 1987.*Автор намеренно и принципиально использует строчные буквы, вместо заглавных
  13. Дойл — распространенная ирландская фамилия
  14. «Наш городок» — пьеса в 3-х действиях американского прозаика и драматурга Торнтона Уайлдера, написанная в 1938 году и в том же году удостоенная Пулитцеровской премии
  15. См. Nested narrative; Шмид В. Нарраталогия. Москва: Языки славянской культуры, 2003. — 312 с.
  16. См. Spatial poems
  17. См. Motion comic books
  18. См. Taoist sexual practices
  19. «Эпос о Гильгамеше», или поэма «О всё видавшем» — одно из старейших литературных произведений в мире, самое крупное произведение, написанное клинописью, считается одним из величайших произведений литературы Древнего Востока
  20. В самом общем смысле
  21. См. Ньютоново яблоко. Закон всемирного тяготения