Оригинал The New York Times, 1992
Автор: Ричард Вудворд
Перевод: Джамшед Авазов
— Ты слышал о гремучих змеях в Мохаве? — спрашивает Кормак Маккарти. Вопрос звучит во время ланча в Месилле, что в Нью-Мексико, — так этот закрытый и, возможно, лучший из неизвестных авторов, хочет отвести беседу от себя, похоже считая, что история о его недавнем путешествии в окрестностях техасско-мексиканской границы сможет укрыть его камуфляжем. Описывая в книгах жестокость людей во всей кошмарности деталей и иногда смягчая её психологической анестезией, в реальности Маккарти предпочитает больше трепаться, нежели говорить по душам. Он по-своему прекрасный рассказчик, наслаждающийся отвлечёнными темами.
Тут он наклоняется над тарелкой и мило бормочет на своем теннесийском акценте: «У гремучей змеи в Мохаве есть нейротоксичный яд, почти такой же, как у кобры». Он рассказывает так, словно ведет урок природоведения о двух цветовых фазах животного и его ареале обитания на Западе. Он пришел к этой теме во время путешествий по пустынной трассе, неподалеку от Национального парка Биг-Бенд в своем пикапе марки Форд 1978 года. Маккарти не пишет о незнакомых ему местах; он уже совершил с дюжину похожих вылазок в Техас, Нью-Мексико, Сонору и Коахилью, Аризону и окрестности Рио-Гранде в Тихуане. В его последнем романе «Кровавый меридиан», опубликованном в 1985, огромные пустоши Юго-Востока показаны в качестве метафоры нигилистической жестокости. Это незаселённое, пустынное место вновь предстаёт фоном в «Конях, конях» — книге, которая выйдет в следующем году в издательстве Knopf.
— Так интересно видеть в дикой природе животное, способное свести тебя в могилу, — говорит он, улыбаясь.
— Из тех существ, что я видел, единственным, подходящим под это описание, был медведь гризли на Аляске. Это странное ощущение — там нет заборов, и ты знаешь, что после того, как ему надоест гоняться за сурками, он пойдёт по другому направлению. Возможно, по направлению к тебе.
Потыкав гремучую змею палкой на безопасном расстоянии и оставив ее в траве, он уехал. Двое рейнджеров из парка, которых он встретил чуть позже в этот же день, не испытывали особого желания беседовать с туристами о смертельно опасных гадюках. Но другой человек, очевидно, типажа Маккарти, сделал предположение: «Мы не знаем, насколько они опасны. Нас никогда не кусали. Мы всего лишь полагаем, что ты не выживешь».
Этот анекдот за трапезой, законченный коротким смешком, звучал в куда более шутливом тоне, нежели ядовитая проза Маккарти, при этом обладая теми же элементами внутри. Напряжение от неожиданных встреч в злачных местах, черный юмор перед лицом фактов, отличный шанс на мучительную смерть. Каждый из пяти его предыдущих романов был отмечен напряженным исследованием природы, своеобразным нездоровым реализмом. Его персонажи по большей части изгои — бродяги и преступники, а иногда и те, и другие. Бездомные или обживающие сараи без электричества, выживающие в лесной глуши восточного Теннеси или верхом на лошади в незаселенных и свободных пространствах пустыни. Смерть, часто являющая свой лик, неожиданно спускается с ясного неба, перерезая глотку или пуская пулю в лицо. Бездна раскрывается от каждого неверного шага.
Маккарти признаёт дикую природу — в животных, пейзажах и людях, — и, хотя он родился в нормальной семье, складно разговаривает и вполне начитан, из своих 58 лет большую часть взрослой жизни он провел вне зоны уюта. Трудно представить важного американского писателя, который участвовал бы в литературной жизни меньше, чем Маккарти. Он не учился на журналиста и не писал статьи, не проводил публичных чтений, не писал блербы к книгам, не давал интервью. Ни одна из его книг в твердом переплете не продалась тиражом больше 5000 экземпляров. На протяжении большей части карьеры у него даже не было агента.
Однако сравнивая его с братством писателей и академиков, Маккарти не уступает никому, ни в отношении имени, ни в отношении продаж. Маккарти — культовая фигура с репутацией писателя для писателей, особенно на Юге и в Англии. Его иногда сравнивают с Джойсом и Фолкнером. Сол Беллоу, заседавший в комитете, присудившим Маккарти в 1981 году стипендию Макартуров, — так называемый грант за гениальность, — восхваляет его «абсолютно обезоруживающее использование языка, его живительные и губительные фразы». Историк и романист Шелби Фут говорит: «Маккарти — единственный молодой автор, чья проза меня захватывает. Я сказал людям из Макартуров, что он будет относиться к ним так же, как и они будут относиться к нему».
Маккарти — писатель для мужчин, чье апокалиптическое видение редко фокусируется на женщинах. Он не пишет о сексе, любви или бытовой суете. «Кони, кони» — приключенческая история о мальчике из Техаса, отправляющемся в Мексику верхом на лошади вместе со своим другом, — необычайно слащава для него, словно это Гек Финн и Том Сойер на лошадях. Искренность внутренней природы юных персонажей и сухая, резвая история, напоминающая о раннем Хемингуэе, призвана открыть Маккарти широкой аудитории, в то же время сохраняя его маскулинную загадочность.
Независимо от тематического разброса прозы Маккарти, она воссоздаёт террор и великолепие материального мира с библейской гравитацией, способной разбить читателя вдребезги. Любая из страниц его книг, — с минимумом пунктуации, кавычек, апострофов, двоеточий и точек с запятой, — полна стилизованной свободы, увеличивающей силу и точность его слов. Немыслимая жестокость и простые вещи, например звук стука в дверь, сосуществуют друг с другом, как в его типичном пассаже из «Кровавого меридиана» о бесскорбной смерти вьючного животного:
На следующий вечер, выехав на западную оконечность, они потеряли одного мула. Он скользнул вниз по стене каньона вместе с содержимым сумок, беззвучно взрывавшимся в горячем сухом воздухе, он летел через солнечный свет и через тень, кувыркаясь в пустынном пространстве, пока не растворился в бездонной холодной голубизне, которая навсегда исключила память о нём из ума всякого живого существа.1Пер. Егоров А. (Азбука, 2012)
Маккарти — радикально-консервативный законный наследник традиций Южной Готики, все еще верящий, что романы могут, по его словам, «заключать в себе различные дисциплины и интересы человечества». В своих набегах на историю США и Мексики, Маккарти срезал пустынный путь прямо к жестокому сердцу Старого Запада. В современной американской литературе нет никого даже отдалённо похожего на него. Сосредоточенный, стесняющийся своих 6 футов, хоть и в ковбойских сапогах, Маккарти ходит как бы подпрыгивая, как ходят хорошие танцоры. Гладко выбритый, с красящей его сединой, кельтскими глубоко посаженными сине-зелёными глазами и высоким лбом. «В нем есть сила, витальность и поэзия», — говорил Беллоу, описывая Маккарти как «сосредоточенного на себе».
Для такого неисправимого одиночки, Маккарти обаятельный человек, первоклассный рассказчик, забавный, самоуверенный и легко смеющийся. В отличии от его неграмотных персонажей, больше склонных к немногословности и грубости, он ведёт увлекательную беседу в ироничной манере. У его говора расслабленная элегантность, словно он свободно контролирует направление и согласованность своих мыслей.
Согласившись на интервью, — после длительных переговоров с его агентом в Нью Йорке, Амандой Урбан из International Creative Management, обещавшей, что он вряд ли согласится на другое интервью в следующие годы, — казалось, что ему нравилось развлекать компанию на протяжении нескольких дней.
С 1976 года его основным местом жительства был Эль-Пасо, располагающийся вдоль жестко очерченной линии Рио-Гранде, по ту сторону от границы с Хуаресом, Мексика. У Маккарти, общительного затворника, много друзей, знающих о его пристрастии к одиночеству. Парой лет ранее газета The El Paso Herald-Post устроила ужин в его честь. Он вежливо предупредил их, что не появится там — и сдержал слово. Теперь декоративная тарелка висит в офисе его юриста.
Долгие годы у него не было стен, чтобы повесить на них что-то. Когда он слышал новости о присуждении ему премии Макартуров, он жил в мотеле в Ноксвилле, штат Теннеси. Подобное жилье было его домом так часто, что он начал брать с собой в путь высоковаттную лампу в чехле для объективов, обеспечивая себя лучшим освещением для чтения и письма. В 1982 году он купил маленький отбеленный коттедж за торговым центром в Эль-Пасо, но он не впустил бы меня туда. Ремонт, начавшийся пару лет назад, остановился по причине отсутствия денег. «Он не особо заселён», — говорит он. Он стрижет себя сам, обедает с горячей плиты или в кафе и стирает одежду в Laundromat.
Маккарти считает, что в его коллекции порядка 7000 книг и почти все они в камерах хранения. «У него самый широкий круг интеллектуальных интересов из всех, кого я когда-либо знал», — говорит режиссер Ричард Пирс, повстречавший Маккарти в 1974 году и оставшийся одним из его немногих «друзей из искусства». Пирс попросил его написать сценарий к «Сыну садовника», телевизионной драме об убийстве владельца мельницы в Южной Каролине в 1870 году взволнованным мальчиком с деревянной ногой. В типичном стиле Маккарти, ампутация ноги мальчика и его медленная экзекуция путём повешения — это те моменты шоу, которые врезаются в сознание.
Маккарти никогда не проявлял интереса к постоянной работе, и эта черта, по всей видимости, нервировала обеих его бывших жен. «Мы жили в абсолютной нищете», — говорила вторая, Энни Делисл, ныне — ресторатор во Флориде. Почти восемь лет они жили в сыроварне за пределами Ноксвилля. «Мы мылись в озере», — говорит она с нотками ностальгии. «Кто-то мог позвонить ему и предложить 2000 долларов, чтобы он пришел в университет и рассказал о своих книгах. В ответ он говорил, что всё нужное уже написано в его книгах и мы ели бобы ещё одну неделю».
Маккарти по душе говорить о гремучих змеях, молекулярных компьютерах, музыке кантри, Витгенштейне — о чем угодно, только не о себе или своих книгах. «Из всех тем, интересующих меня, очень трудно найти то, что меня не интересовало, — рычит он. — Писательство в самом, самом низу этого списка».
Его враждебность к литературному сообществу кажется одновременно неподдельной («учить писать — это легкий заработок») и стратегически спланированной, для отвлечения внимания. На встречах в фонде Макартуров он больше предпочитает проводить время с такими учеными, как физик Мюррей Гелл-Манн и изучающий китов биолог Роджер Пейн, нежели с другими писателями. Одним из немногих, допущенных в его круг писателей, оказался борец за экологию Эдвард Эбби. Незадолго до смерти Эбби в 1989, они обсуждали тайный план по восстановлению популяции волков в Южной Аризоне.
Молчание Маккарти о своей жизни породило кучу легенд о его прошлом и местах обитания. Журнал Esquire недавно выпустил список из слухов, один из которых гласил, что он живёт под нефтяной вышкой. Долгое время сумму хардкорных фактов о его юности можно было найти в информации «о себе» к его первому роману «Хранитель сада», опубликованному в 1965 году. Там говорилось, что он родился в 1933 году в Роуд-Айленде, вырос за пределами Ноксвилля, ходил в приходскую школу, поступил в Теннессийский Университет, из которого его исключили; с 1953 года служил в лётных войсках на протяжении четырёх лет; вернулся в университет, опять вылетел оттуда, и начал писать романы в 1959 году. Добавьте к этому даты публикаций его книг и награды, свадьбы и разводы, рождение сына в 1962-м, переезд в Юго-Запад в 1974-м — вот и все значимые факты его биографии.
Чарльз Маккарти младший — старший сын выдающегося юриста, некогда работающего в Tennessee Valley Authority. У него пять братьев и сестер. Имя Кормак — гэльский эквивалент Чарльза, было старым прозвищем его отца, которым его нарекли ирландские родственники.
Похоже, его взросление в комфорте не имеет ничего общего с несчастными жизнями его персонажей. Большой белый дом, в котором он провёл юность, занимал большой земельный участок и был полон прислуги. «Нас считали богатыми, потому что все люди вокруг нас жили в однокомнатных или двухкомнатных лачугах», — говорит он. То, что происходило в этих лачугах и в подноготной Ноксвилля, по всей видимости, послужило топливом для его воображения намного больше, чем что-либо, происходившее в его семье. «Саттри» — его единственный роман, в котором есть обезоруживающий конфликт отца с сыном и, кажется, он очень автобиографичен.
«Я был не тем, кем они меня представляли», — рассказывает Маккарти о детских разногласиях с родителями. «Я рано почувствовал, что не собираюсь становиться респектабельным гражданином. Я ненавидел школу с того самого дня, как моя нога переступила ее порог». На просьбу рассказать о своём чувстве отчужденности, он тут же пылко реагирует: «Я помню, в начальных классах учитель спросил, есть ли у кого из нас хобби. Я был единственным, у кого было хобби и в моё хобби входило все, что только можно. Не было такого дела, которым я не занимался — назови любое, неважно, насколько оно эзотерическое, — я находил его занятным и увлекался им. Я мог бы раздать каждому по хобби и у меня все равно оставалось бы 40 или 50 любимых занятий, чтобы унести их домой».
Письмо и чтение книг, по всей видимости, были единственными занятиями, которые никогда не отмечал вниманием юный Маккарти. До того момента, пока он в двадцать три не открыл для себя литературу, во время второго конфликта с учебой. От скуки он начал читать в бараках летных войск на Аляске, где он проходил службу. «Я очень быстро одолел уйму книг», — говорит он, не распространяясь о своем личном расписании.
Стиль Маккарти многое заимствует у Фолкнера — его непростой вокабуляр, пунктуацию, зловещую риторику, использование диалектов и ясное ощущение мира, — долг, который Маккарти предпочитает не обсуждать. «Ужасный факт — книги сделаны из книг», — говорит он. «Жизнь романа зависит от уже написанных книг». Список тех, кого он называет хорошими писателями — Мелвилла, Достоевского, Фолкнера, — не включает в себя тех, кто не «касается тем о жизни и смерти».
Пруст и Генри Джеймс не входят в этот список. «Я не понимаю их», — говорит он. «По-моему, это не литература. Есть много писателей, которых считают хорошими, но я считаю их непонятными.»
«Хранитель сада», даже несмотря на фолкнеровские темы, персонажей, язык и структуру, не выглядит пастишем. В истории говорится о мальчике и двух стариках, то и дело появляющихся в его юной жизни; в ней есть запутанность и мрак, свойственный только ей одной. Действие романа происходит в деревне на холме в Теннеси, а повествование отсылает к памяти об исчезающем виде жизни в лесах, без какого-либо следа сентиментальности. Любовь к норам енотов связывает судьбы персонажей, странствующих и не знающих никакого родства. Мальчик так никогда и не узнает, что разлагающееся тело, которое он видел в яме с листьями, могло принадлежать его отцу.
Маккарти начал писать книгу в колледже и закончил ее в Чикаго, где он подрабатывал на складе автозапчастей. «Я никогда не сомневался в своих способностях», — говорит он. «Я знал, что могу писать. Мне только нужно было понять, как питаться во время этого процесса.» В 1961 году он женился на Ли Холлман, с которой познакомился в колледже. У них родился сын Каллен (ныне — студент архитектурного факультета в Принстоне), затем они быстро развелись, а автор еще неопубликованных романов уехал в Ашвилл, С.К. и Новый Орлеан. На вопрос о том, платил ли он когда-либо алименты, Маккарти прохрипел: «Чем?» Он вспоминает, как его выдворили за неоплату из комнаты с арендной платой в 40 долларов в месяц во французском квартале.
Спустя три года писательства, он отправил манускрипт в Random House («это единственное издательство, о котором я слышал»), где его труд случайно попал в руки легендарному Альберту Эрскину — последнему редактору Фолкнера, так же работавшему над изданиями «У подножия вулкана» Малькольма Лаури и «Невидимки» Ральфа Эллисона. Эрскин разглядел в Маккарти автора не меньшего калибра и, благодаря тем отношениям, что вряд ли могут быть в современном американском книгоиздании, стал его редактором на протяжении следующих 20 лет. «Это были отношения отца и сына, — говорит Эрскин, несмотря на факт, с которым он застенчиво соглашается, — мы не продали ни одну из его книг».
Много лет Маккарти существовал на премиальные деньги за «Хранителя сада», — включая гранты Американской Академии Искусства и Словесности, Фонда Уильяма Фолкнера и Фонда Рокфеллера. Часть этих денег ушла на путешествие в Европу в 1967 году, где он встретил Делисл — английскую поп-певицу, ставшую его второй женой. Они прожили много месяцев на Ибице в Средиземноморье, где он написал «Тьму снаружи», изданную в 1968 году остросюжетную рождественскую историю о девушке, разыскивающей своего ребёнка, зачатого в результате инцеста с ее братом. В конце их независимых странствий по деревням юга, брат становится свидетелем одной из самых страшных сцен Маккарти — смерти его ребенка на руках трех загадочных убийц вокруг костра: «Холм увидел мелькнувшее лезвие в свете, похожее на длинный изгиб кошачьего глаза и злобно-мрачная улыбка образовалась на горле ребенка, разразив все перед ней. Ребенок не произнес ни звука. Он повис там с этим одним глазом, блестя как влажный камень и чёрная кровь вытекала на его нагой живот».
«Дитя божье», опубликованный в 1973, после их возвращения в Теннесси, исследовал новые пределы. Главный персонаж, Лестер Баллард — серийный убийца и некрофил, — живет со своими жертвами в нескольких подземных пещерах. Роман основан на газетных сводках об аналогичном персонаже в Округе Севьер, Теннесси. Каким-то образом, Маккарти разглядел сострадание и юмор в Балларде, тем не менее, не прося у читателя прощения за его убийства. Автор не предлагает ни социальных, ни психологических теорий для объяснения его поступков.
В длинной рецензии на книгу в New Yorker, Роберт Коулс называет Маккарти «писателем религиозного чувства», сравнивая его с греческими драматургами и средневековыми моралистами. В своем дальновидном обзоре он отмечает писательский «упрямый отказ прогибаться под литературные и интеллектуальные требования нашей эры», называя его писателем «чья судьба быть относительно неизвестным и зачастую неправильно трактуемым».
«Большей части моих друзей из тех лет уже нет в живых», — говорит Маккарти. Мы сидим в баре в Хуаресе, обсуждая «Саттри», его самую длинную и смешную книгу — торжество безумцев и неумех, с которыми он знался в грязных барах и бильярдных Ноксвилля. Маккарти больше не пьет — он завязал 16 лет назад в Эль-Пасо, когда встречался с одной из юных девушек, — и «Саттри» читается как прощание с той жизнью. «Мои нынешние друзья это те, кто бросил пить, — говорит он. — Если есть на свете профессиональная угроза для писательства, то это выпивка».
Главный герой в «Саттри», — книге, написанной в течении 20 лет и опубликованной в 1979, — не похож ни на кого из других работ Маккарти: взрослый и чувствительный, с трудом сводящий концы с концами и живущий в плавучем доме. Он бросает вызов своему хладнокровному и успешному отцу, рыбача в загрязненной городской реке. Литературный прототип героя отчасти списан со Стивена Дедала, отчасти с Принса Хола, но также и с самого Маккарти — своенравного изгоя. Многие из драчунов и пьянчуг в книге — его бывшие товарищи из реальной жизни. «Меня всегда тянуло к людям, наслаждавшимся опасным стилем жизни», — говорит он. Жители города рассказывают о поисках себя в тексте, что превратилось в соревнование, сместившее «Смерть семьи» Джеймса Эги с трона главного романа о Ноксвилле.
Маккарти начал писать «Кровавый меридиан» без Делисл, переехав на Юго-Запад. «Он всегда считал, что может написать великий американский вестерн», — говорит все еще горюющая Делисл, набиравшая для него «Саттри» «два раза, все 800 страниц». Несмотря на все странности, они остались друзьями. Если «Саттри» пытается быть «Улиссом», то «Кровавый меридиан» имеет далекие отголоски «Моби Дика» — любимой книги Маккарти. Сумасшедший безволосый гигант по имени Судья Холден горазд на пафосные речи, напоминающие Капитана Ахава. Базируясь на исторических событиях Юго-Запада 1949-50 годов (Маккарти выучил испанский для исследований), книга рассказывает о мифическом персонаже по имени Малец и его странствиях в команде Джона Глентона, бывшего на тот момент лидером безжалостной банды охотников за скальпами. Столкновение между напыщенной прозой 19 века и грязной реальностью придаёт «Кровавому меридиану» его необычный и дьявольский характер. Возможно, это самая кровавая книга со времен «Илиады».
«Меня всегда интересовал Юго-Запад», — вежливо говорит Маккарти. «Нет на свете такого места, куда ты мог пойти и там не знали бы о ковбоях, индейцах и западном мифе».
На более глубоком уровне книга исследует природу зла и привлекательность жестокости. От страницы к странице это предстаёт в виде обыденности, зачастую бесчувственной резни, прокатившейся между белой, испанской и индейской группами. Исходя из этого угла обзора, на американском фронтире напрочь отсутствовали герои.
«Нет такой штуки как жизнь без кровопролития», — философски отмечает Маккарти. «Я думаю, идея о том, что виды могут быть улучшены настолько, чтобы все жили в гармонии, очень опасна. Те, кому не дает покоя эта идея — первые, кто готов отдать свои души, свою свободу. Ваши желания, чтобы всё пошло по этому пути, поработят вас и сделают вашу жизнь пустой».
Подобная кровожадная реальность вряд ли будет принята большинством филантропов. Но Маккарти не обычный реакционер. Подобно Фланнери О’Коннор, он на одной стороне с отбросами и пережитками прошлого, выступающими против прогресса. Написанная им несколько лет назад пьеса «Каменщик», чья постановка запланирована на осень в вашингтонской Арене Стейдж, базируется на жизни южной чернокожей семьи, с которой он работал много месяцев. Крах семьи в пьесе зеркально отражает недавний крах этого ремесла.
«Укладка камня здесь старейший продукт для торговли, — говорит он, отпивая немного кока-колы. — Даже проституция не может сравниться с возрастом этой профессии. Она старее чем что-либо, старее огня. И за последние 50 лет с приходом гидравлического цемента она исчезает. Я нахожу это очень интересным».
В сравнении со звонкостью и кровожадностью «Кровавого меридиана», мир «Коней, коней» менее рисковый — сдержанный, но в здравом уме. Главный герой, подросток Грейди Коул, покидает свой дом в Западном Техасе в 1949 году после смерти деда и развода родителей, уговаривая его друга Лейси Ролинса поехать с ним в Мексику.
Диалог преобладает над описаниями, и комичное общение между молодыми парнями заключает в себе блеклую музыку, как будто их слова насвистел пустынный ветер:
Они ехали и ехали.
Тебе когда-нибудь бывало не по себе, спросил Ролинс.
Из-за чего?
Из-за чего угодно. Тебе не случалось чувствовать себя не в своей тарелке?
Сколько раз! Когда, например, оказываешься там, где тебя не ждут. Где тебе быть не положено.
А если становится не по себе ни с того ни с сего? Это значит, ты оказался там, где тебе быть не положено?
Что с тобой, парень?
Ничего. Я спою.
Ролинс помолчал и запел 2Пер. Белов С. (Азбука, 2014)
Линейная байка об эпизодах из жизни мальчишек — они встретили вакеро, присоединились к сомнительному спутнику, укрощали лошадей в асьенде и угодили в тюрьму. В книге есть отстаиваемая невиновность и ясность, что в новизну для работ Маккарти. А ещё в ней есть многообещающая любовная история.
«Ты еще не дошел до конца, — сказал Маккарти, когда я спросил его о малом количестве жертв. — Мысли о том, все будет хорошо, могут оказаться ничем иным как ловушкой и заблуждением».
По факту, эта книга — первая часть трилогии; третья же часть существует уже более десяти лет в качестве сценария. Он и Ричард Пирс были близки к созданию фильма — даже Шон Пенн был заинтересован, — но продюсеры легкомысленно отнеслись к сюжету, в основу которого легли любовные отношения Джона Грейди Коула и малолетней мексиканской проститутки.
Издательство Knopf серьезно вложилось в информационную поддержку и раскрутку книги, в надежде, что Маккарти наконец получит свое запоздалое признание. Vintage переиздаст «Саттри» и «Кровавый меридиан» в следующем месяце, а затем и остальные книги. Тем не менее, Маккарти не будет объезжать страну, подписывая книги. Во время моего визита он работал по утрам над второй частью трилогии, для которой понадобится ещё одно долгосрочное путешествие по Мексике.
«В Маккарти прекрасно то, что он неодержим, — говорит Пирс. — Он в полном согласии со своими ритмами и имеет абсолютную уверенность в своих силах».
Днем, в бильярдной, посреди громкого и многолюдного окружения одного из вездесущих моллов Эль-Пасо, Маккарти, игнорируя видеоигры и рок-н-ролл, терпеливо тянется к столу. Мастеровитый игрок, некогда состоявший в команде своего округа — не самое соответствующее занятие для мужчины подобного консервативного поведения. Более того, один из его друзей описывает Маккарти как «хамелеона, способного легко подстраиваться под любое окружение и компании, потому что он вполне уверен в том, что будет и не будет делать».
«Интерес есть во всем, — утверждает Маккарти. — Я не думаю, что скучал последние 50 лет. Я забыл, каково это».
Он работает на печатной машинке Olivetti в своём каменном доме или же в мотелях. «Это грязное дело», — так говорит он о написании романов. «Ты заканчиваешь его с обувной коробкой, полной исписанной бумаги». Он любит компьютеры, «но не писать на них». Это практически всё, что он может сказать о процессе созидания. Однако он не говорит, кто набирает финальные версии его черновиков.
Накопив достаточно денег для того, чтобы уехать из Эль-Пасо, Маккарти может снова сорваться — скорее всего на несколько лет, — в Испанию. Его сын, с которым он недавно восстановил постоянную связь, в этом году собирается жениться. «Три движения не хуже огня», — говорит он, восхваляя отшельничество.
Трудно оценить духовную цену независимой жизни, которую ведет он и ему подобные. Зная, что одаренные американские писатели не должны испытывать на себе пренебрежение и трудности, выпавшие на его долю, Маккарти решил остаться упрямым в том, каким он видит успех. Почитая то, что утекает из памяти — знания, людей и язык ушедшей эпохи, — он похоже весьма горд быть писателем, чей вид почти прекратил существование.