Роберт Кувер · Сценарные заявки · Рассказ в трех частях
The New Yorker magazine · 23 апреля 2018
Перевод Максима Бондарева
Под редакцией Кати Ханской
ТЁМНЫЙ ДУХ
Они на съёмочной площадке — проговаривают перед съёмками свои роли в сценарии, требующем появления отважного путешественника: «это ты, малыш», — говорит режиссёр и, приобняв её за плечи, ведёт вперёд, заманивая на опушку густого, таинственного леса, который носит зловещее название Лес Времени. Этот лес ненастоящий, он едва ли гуще рисованной декорации, но режиссёр уже пояснил им, что настоящий лес из Трансильвании добавят позже, и их всех просили размахивать руками у лица, словно они отгоняют листву, жуков, летучих мышей, и цепляющуюся паутину. «Прочь, прочь, проклятое пятно, я кому сказал!» — Орёт фальцетом актёр, отчаянно при этом моргая, и все смеются. Актёр, который играет в этом фильме маленькую роль, изображая зачарованного принца, застенчиво ухмыляется, хлопая длинными ресницами. Он милый парень, вот только слишком самоуверенный. И к тому же, коротышка. Как только девушка освободит Чудовище от заклятья и расколдует принца, ему придётся встать на стул, чтобы поцеловать её, как заведено во всех сказках со счастливым концом. Индустрия кино просто одержима этой сказкой с избитым сюжетом, которую в своё время навязали юным девам, чтобы подготовить их к замужеству со старыми скрягами, немощными, но обеспеченными. Раньше из-за таких мелочей она могла поставить всех на уши. Но теперь ей было всё равно. «Отважная героиня знает, что в этой чаще погибло много людей, — сообщает ассистентка режиссёра, читая вслух сценарий, — и все они жертвы абсолютного зла, которое, как говорят, поселилось в коварном Лесу Времени». «О, ужас, ужас!» — Рычит актер, изображающий зверя, одетый в лохматый костюм гориллы, держа голову обезьяны на коленях, словно трофей. «Кто написал эту фигню?» —актриса желает знать. Она — одна из уродливых сестёр Красавицы. Уже вошла в свою ехидную роль. «Я написал реплики, — признаётся сценарист, — но продюсеры сами решили, какие из них оставить». Они все смеются, и она смеется вместе со всеми, ведь если ты не можешь рассмеяться, то тебе кранты, она знает это наверняка, и всё же, смеяться ей не хочется. Это проклятый Зверь испортил ей настроение. Не сам костюмированный актер, тот бородатый урод, которой дружелюбно шлёпает её по заднице (она научилась, как нужно прогибать спину), а скорее невыносимо пустые глаза, принадлежащие волосатой голове у него на коленях. «Я думаю, всё это плохо кончится», — говорит она, не обращаясь ни к кому конкретно, и с усилием отводит взгляд. Она — Красавица, пусть даже теперь её не назовёшь красивой, если она вообще когда-либо такой была (хотя макияж и гардероб делают всё, что в их силах), и именно она, просто будучи той, кем ей следует быть, двигает историю вперёд, заставляя случиться неизбежное. Такова её судьба. Ловушка, в которую она угодила. «Уверена, что ты готова к этому?» — спрашивает у неё отец, стоящий рядом. Актёр, что играет отца Красавицы. «А почему нет?» Благопристойный старикан, проявляющий заботу. Но чего он на самом деле хочет? Она чувствует смутную угрозу. «Самое страшное, — говорит она с содроганием, — это когда ты понимаешь, что происходит что-то действительно ужасное, и всё же ты этого хочешь». «Ого, вау!» И снова этот фальцет. Тяжелая нога на педали реверберации. Какой-то парень шастает с камерой на плече. Ей любопытно, приступили ли они к съёмкам. «Я помню, как снимал что-то подобное на свою первую камеру у себя на заднем дворе, когда был ещё ребёнком», — говорит он. В то же время он, кажется, спрашивает у неё, всё ли с ней в порядке. «Всё, чего я хочу, — говорит она, обращаясь к нему, и входит в лес, — так это жить долго и счастливо». «Ты уже живёшь долго и счастливо», — восклицает он. «Не заблудись!» «Туалеты там слева!» — Кричит кто-то. «Давай уйдём отсюда», — шепчет отец Красавицы и берёт её за локоть, но она вырывается. «Я делаю это ради тебя», — говорит она, пытаясь запомнить каждый свой шаг, чтобы потом можно было вернуться той же дорогой, но едва она делает этот шаг, как забывает о нем. Он пока ещё рядом с ней, но вот его уже нет, и чем глубже в чащу она забирается, тем темнее становится лес. Всё в порядке, ей нравится темнота. Как и само время, думает она, не имея ни малейшего представления, что это может значить. Однако, часть времени составляет небытие. Она колеблется. Она поняла по запаху, что пришла в ужасное место. Бывала ли она здесь раньше? Жизнь — забавная штука. Но только не теперь. Она одинока и напугана. Но что это? Неужто чей-то приглушённый смех? Нет, она не хочет этого делать. Она должна найти выход, пока ещё есть такая возможность. Едва она повернула назад, чтобы убежать, как лес сгустился у неё за спиной. Словно бы угрожая. Словно бы тоскуя: он где-то рядом. Она слышит, как он шуршит в лесной чаще, чувствует тревожную близость его пустых глаз. Ощутив на себе его взгляд, она моргает, и отчаянно улепётывает по ночному лесу, словно долбаный комик. «Ах, теперь мне уже всё равно», — говорит она и поворачивает назад, углубляясь в темноту леса. Она не боится. Она натыкается на дверь. Она открывает её. Он входит в неё. Она едва может дышать.
ЧАСЫ ОТЧАЯНИЯ: МЮЗИКЛ
Безжалостная банда беглых заключённых, возглавляемая психованным убийцей, держит в заложниках семейную пару в их собственном загородном доме. Бандиты пока не знают, что им делать дальше, но у главаря банды есть план. Во-первых, им нужны деньги, их можно кое-где раздобыть, но для этого надо подождать. Ожидание заставляет их нервничать. Хотя незваные гости не очень дружелюбны, хозяйка дома, надеясь на лучшее, робко предлагает им кофе и тарелку домашнего печенья. Озлобленный главарь банды связывает её ремнем, и она распластывается на полу. Двое других отморозков хватают разбросанные печенья и жадно жуют их с открытыми ртами, раскидывая кругом крошки, чтобы ещё больше досадить заплаканной домохозяйке у их ног. Они делают пошлые замечания о её нижнем белье, но когда один из них задирает её юбку для более пристального изучения, главарь банды бьёт его. В этот момент, когда их внимание отвлечено, муж хватает телефон, чтобы позвать на помощь, но трубку вырывают у него из рук, а его самого безжалостно избивают пистолетом. Двое их детей входят в комнату и обнаруживают обоих родителей на полу, их мать плачет, голова отца окровавлена, а трое небритых красноглазых мужланов нависают над ними, держа оружие наготове. Уголовники проявляют интерес к девушке, но опасаются гнева своего пуританского босса. Мальчик проявляет интерес к уголовникам, к их покрытыми шрамами кулакам, к их взведённому наизготовку оружию. Он спрашивает у них, настоящие ли они головорезы, и в ответ главарь хриплым голосом поёт арию во славу чистого, немотивированного насилия. Двое других присоединяются к этому хору, который представляет собой немелодичное тук-тук-тук, кое ритмично повторяется, в то время как они бьют кулаками по ладоням и угрожающе шаркают ногами по комнате, держась бок о бок друг к другу. Один из них — дородный младший брат главаря, другой — угрюмый убийца копов, присоединившийся к ним во время побега. Их круглые животы подпрыгивают в такт их шарканью, и, от испытываемого ими экстаза, вызванного этим мигом гармонии, у них отвисают челюсти и закатываются глаза. Но их танец внезапно прерывается звоном дверного колокольчика. Они замирают, прижимаются к стенам, глаза прищурены, револьверы направлены на пленников. Предводитель банды хватает мальчика за шею своей когтеподобной рукой и ведёт его к двери. Это всего лишь немощный старикашка с тростью. Он вытягивает шею, заглядывая за спину бандиту и мальчику, пытаясь разглядеть, что творится внутри. Когда главарь банды спрашивает, сколько ему лет, тот ухмыляется беззубой улыбкой и отвечает, что ему, наверное, восемьдесят пять или восемьдесят шесть, он точно не помнит. «Да уж, ты чертовски стар», — говорит с усмешкой бандит, кивая на двух других бандитов, и они провожают старика через кухню в пристроенный гараж. Раздаются два выстрела. Когда уголовники возвращаются, их предводитель падает на колени, обхватив голову руками, внезапно охваченный безумным желанием поесть сахара. Перепуганная женщина говорит, что израсходовала весь сахар на печенье, но она может попросить его у соседей. Скулящий от боли главарь приходит в бешенство, и вновь швыряет её на пол. «Никому не двигаться!» — Рявкает он, направляя на неё пистолет. Обезумев от ярости, жалобно подвывая, он рывком оборачивается, и пока все пригибаются, расстреливает все картины на стенах. Его младший брат, сумевший взять себя в руки после этого буйства, просит его остыть, а сам идёт искать этот чёртов сахар, и, сунув револьвер под мышку, выскальзывает через заднюю дверь. У соседской двери его встречает угрюмая домохозяйка в фартуке, с повязанным на голове платком. Он просит у неё чашку сахара, а сам показывает ей пистолет: он готов убить её, если потребуется, но она лишь пожимает плечами и, указывая в сторону кухни, предлагает ему пойти и самому себя обслужить. Проходя мимо спальни, он решает порыться там, прежде чем идти за сахаром. Он находит там драгоценности, деньги, продуктовые талоны, шубу. Он обеими руками залезает в её благоухающий ящик с нижним бельём (до чего же приятно, у него уже давно никого не было), и она застаёт его за этим занятием. «Ты всё ещё здесь?» — Устало спрашивает она. Он выхватывает револьвер, укутанный в душистый шёлк, целится в неё. Не обращая на оружие внимания, она плюхается на кровать, прислонив руку ко лбу. «Я так устала, — говорит она, и с тоской заводит песню о жизненных разочарованиях. «Как же мне хреново!» — Поёт она. Он, как и она, разочарован и присоединяется к её грустной песне. У него более мягкий, более сладкозвучный голос, чем у его брата. Между ними пробегает искра. Её муж приходит домой и застаёт свою жену лежащей голой на кровати, а её охаживают чьи-то волосатые ягодицы. Он тихо отступает. Он в замешательстве. Он всегда считал, что жизнь — комедия, но сейчас ему не до смеха. Он собирает вещи, вступает в Иностранный легион, отправляется на далёкую войну. Где-то в дальних краях он проявляет порывы безрассудного героизма, в то время как в спальне уголовник рассказывает домохозяйке, что да, ему пришлось убить несколько человек, но не стоит его за это судить, ведь на самом деле он не такой. В соседнем доме мальчик попытался было сбежать, но другой уголовник, тот, что убийца копов, его подстрелил. Но не смертельно. Главарь банды всегда питал слабость к непослушным детям. Он извлекает пулю и, поскольку его младший брат давно не появлялся, он берёт мальчика в свою банду вместо своего брата. Он устал ждать, пока кто-нибудь раздобудет ему сахар, и заодно деньги, и поэтому решает оставить последнего члена банды с семьёй, а самому пойти ограбить церковь, взяв с собой нового бандита. Сегодня прекрасный день для ограбления. Мальчик спрашивает, можно ли ему кого-нибудь застрелить, и главарь отвечает, что можно. «В этом штате долбанных церквей больше, чем жителей», — говорит он пацану, протягивая ему пистолет. «Это самое малое, чего заслуживают эти мерзавцы». Неужели убийца копов, оставшийся в доме, изнасилует сестру мальчика и прикончит остальных членов семьи? Возможно. Но за всеми не уследишь. Войдя в церковь, главарь банды обнаруживает среди прихожан своего младшего брата, тот держится за руки с какой-то бабой. Они вместе молятся. Какого чёрта? Братья наставляют друг на друга револьверы, оскалив зубы, но в конце концов семья есть семья. «Вот кто я такой на самом деле», — напевает младший брат, когда они опускают оружие. Главарь банды ворчит и выдавливает из себя собственную зловещую версию той же самой песни, и их неслаженному дуэту подпевает на расстоянии бывший муж женщины, вступивший в Иностранный легион, теперь он сам опытный убийца и обладатель довольно посредственного баритона. Прихожане стоят и напевают, покачиваясь в такт. Вот… кто… я такой… на самом деле… Тем временем мальчик стреляет в проповедника, но это не так весело, как ему казалось, поэтому он возвращает пистолет главарю и спрашивает, нельзя ли им вместе сходить за мороженым. «Малиново-шоколадное с хрустящей крошкой», — отвечает он, когда его спрашивают. «С посыпкой».
ОДИНОКИЙ РЕЙНДЖЕР
На холме, с которого открывается вид на изолированный шахтёрский городок Страйкер, где скрывается банда Кавендиша, человек в маске, которого знают и боятся по всей Территории, известный как Одинокий рейнджер, единственный уцелевший в печально известной Кавендишской засаде, в своём монологе, обращённом к дикарю-подручному, ставит под сомнение ту жалкую жизнь, которую они оба ведут. Они добродетельны, само собой, самоотверженны, они укрощают беззаконие Запада и всё такое, но как же это мерзко, Тонто, вся эта нищета, бесконечные убийства. Он жаждет, как он сам говорит, почёсывая свою жиденькую, заросшую бородку, более изощрённых благ цивилизации. Горячих ванн, к примеру. «Мы стареем, Тонто, и от нас воняет». Тонто говорит, что не дал бы и пердеж навозного жука за цивилизацию белого человека, которая никогда не делала ему никаких одолжений, впрочем, он тоже недоволен. Он рассказывает Рейнджеру историю о том, как однажды Койоту так наскучила жизнь, что он заполз себе в задницу, и весь мир погрузился во тьму, но Рейнджер говорит, что устал от историй со счастливым концом, и снимает с себя маску (переживание, сходное со стягиванием штанов в церкви, замечает он, смущённо вздрагивая, едва она с него слетает), меняет свою белую шляпу на чёрную, и одалживает у Тонто его старого хромого коня, Скаута, чтобы доковылять до шахтёрского городка и поставить там всех на уши, паля из всех стволов, заявить о себе, безбашенном кузене Кавендиша. Когда Рейнджер спрашивает перепуганного горожанина о Бутче Кавендише, его посылают в церковь, где он находит убийцу своего брата стоящим за кафедрой, тот читает проповедь об Иисусе как о человеке, несущем мир и понимание. Похоже, что Бутч и остальная свора поверили в Бога; придётся их кузену самому поставить тут всех на уши. Бутч спрашивает его, почему на нём белая маска. «Это не Маска, — отвечает Рейнджер. — Это болезнь, которую я подхватил от женщины для утех, которая ублажала себя, сидя на моём носу». «Женщина для утех? Кавендиши никогда их так не называют, братан», — говорит Бутч, подозрительно щурясь. «Я знаю, но ведь Кавендиши не верят в Бога и не проповедуют в церквях. Давай мы с тобой выйдем на улицу и немножко гульнём, Бутч, мы будем звать их по-кавендишски, и пользовать их соответственно наименованию». Бутч печально смотрит на него, как на умирающего ковбоя. Члены его банды, молитвенно сложив руки, тихо раскачивались из стороны в сторону позади него, хороводом напевая меланхоличную церковную мелодию. «Благослови тебя Бог, Сын мой, — говорит Бутч с тошнотворной блаженной улыбкой, прижимая Библию к груди, — и да смоет он грехи твои кровью агнца, как прежде смыл мои». И поворачивается спиной. Рейнджер, в своей Кавендишской шляпе, мог бы проделать дыру в его чёртовой спине, но под это шляпой он всё ещё Рейнджер, и его рейнджерское кредо не позволяет ему так поступить. И вот, чувствуя себя в каком-то смысле обманутым, он выходит на улицу и грабит банк, расстреливает окна хлебной лавки, выпускает на волю всех лошадей, опрокидывает корыта с водой, поджигает здание суда и, пока он там, набирает полный дом размалёванных женщин и вытворяет с ними всякие непотребства. Он чувствует облегчение, ведь он держал это в себе все эти годы. На самом деле, ему претит отказываться от маскировки, но правосудие должно свершиться, поэтому он кладёт в карман пару кусков мыла из борделя и гонит старого Скаута вверх по склону, обратно к лагерю, где его ждёт Тонто в своей привычной пейотовой дымке. Намыливаясь в струящемся неподалёку мелководном ручье, Рейнджер рассказывает Тонто о преображении Бутча и его новой карьере. «Он теперь человек в сутане, — говорит он, — один из этих святош. Но он убил моего брата и всех моих приятелей техасских рейнджеров; даже Иисусу не по силам смыть с него этот грех. Он всё еще парень в черной шляпе, и он должен заплатить за ту подлость, которую он совершил. Во всяком случае, я так думаю, Тонто». «Мысль, Кемосабе, — это тёмная туча, из которой льётся дождь слов». «Пора тебе завязывать с десертами из кактуса, Тонто. От них у тебя плавятся мозги». Рейнджер бреется, чистит ногти, снова надевает свои белые шмотки и чёрную маску, свистит, подзывая Сильвера, и возвращается в шахтёрский городок, чтобы отомстить за преступления, совершённые им самим в обличье Кавендиша, и повязать Бутча и его злодейскую банду. Прежде чем отправиться обратно в горы, Рейнджер выступает перед жителями Страйкера, затрагивая темы государственной службы, прав на воду, иммиграции, благочестия мужественных приключений и врождённости понятий добра и зла. «Кавендиши достойны сожаления, — рассказывает он, глядя на них свысока, связанных и с петлями на шеях, — ибо они не могли избежать своей роковой участи». Люди с громкими возгласами отдают должное его мудрости и подбрасывают в воздух свои шляпы. Одинокий Рейнджер, как и Иисус, — человек, несущий мир и понимание, который поклялся никогда не убивать, но только ранить, и поэтому он позволяет жителям города их повесить.