В неспокойные шестидесятые, когда всяческого рода -измы еще хранили в себе память о минувших революциях, в один из британских складов с уцененными товарами вошел молодой художник Том Филлипс с одной большой и амбициозной целью — найти книгу, над которой он мог бы работать всю оставшуюся жизнь. После недолгих поисков ему под руку попалась книга под названием A Human Document, то есть «Человеческий документ», чей автор — Уильям Мэллок, британский писатель викторианской эпохи, практически неизвестный ныне, но востребованный, судя по ряду переизданий, в 19 веке. Тематика и богатый лексикон романа заинтересовали художника и тот выбрал книгу Мэллока спутником в своем паломничестве, купив ее за жалкие три пенса. Так начиналось путешествие длиной в 50 лет.
Творческий метод Филлипса заключался в извлечении отдельных фраз из текста и их почти комиксной «облачной» компоновке, что создавало новые медитативные конструкции от афоризмов до поэзии, тогда как остальная часть текста закрашивалась и превращалась в тематическую картину, обрамляющую мысль, выделенную из пространства страницы. Купленная на барахолке книга подверглась такой же нещадной экзекуции, при которой даже само название урезалось до звучного A Humument, расширяя его смысловое поле гибридом из слов Humanity и Monument, т.е. книга представлялась памятником, памятником человечеству.
В этих ходах нетрудно проследить влияние дадаистов, чьи производственные варианты точь-в-точь подходили под описание магнум опуса Филлипса. Взять хотя бы знаменитую инструкцию от Тристана Тцары, знаменосца этого движения, по созданию типового дадаистского стиха:
Возьмите газету
Возьмите ножницы
Выберите в этой газете статью, длина которой равна предполагаемой длине вашего стихотворения.
Вырежьте эту статью
Затем вырежьте осторожно каждое из слов, составляющих статью, и положите это в мешок.
Встряхните аккуратно
Затем расположите вырезки одну за другой в том порядке, в котором они выходили из мешка.
Перепишите осознанно.
Стихотворение, которое вы собрали.
И вы уже теперь «беспредельно оригинальный писатель с восхитительным восприятием, еще непонятый толпой».
Филлипс не отрицал своего пристрастия к технике нарезки и признавался, что Уильям Берроуз был одним из двух людей, которым он хотел бы показать свою книгу. Однако визуальные вариации нарезки оказались куда сложнее текстовых, и Филлипсу поначалу не особо удавалось перепрыгнуть ватерлинию слабо проработанной мешанины из образов. Спасло проект упорство автора в решении поставленной задачи, переместив труд из типично дадаистских работ в эпитафию для всего течения. Доведя свои идеи до финала и ставя в нем точку, он практически создал визуальную азбуку дадаизма и первое большое произведение этого движения, переросшее бунт молодости, чтобы с усталой честностью стареющего человека рассказать о том, как время меняет все.
«…as years went on you began to fail better»1…пока прожитые тобой годы не привели к лучшим поражениям. — пер. Д.А., гласит ключевая цитата текста, перекликаясь с беккетовским постулатом о приобретении опыта. Она же и характеризует извилистый путь проб и ошибок, отразившихся на изданиях А Humument, постепенно перерастающих из экспериментально-экстремальных в терапевтические.
Движение от экспериментов к самотерапии на примере 50 страницы.
Первое издание грандиозного коллажа Филлипса вышло еще в 1970 году, но не удовлетворило амбиций автора, после чего он принялся переизобретать свои творения. Дюжина выкинутых и изрисованных копий A Human Document не исчезла бесследно — все эти черновики вели к совершенству картин и акцентов в текстах, чтобы конечный результат все больше подходил на роль контейнера для духа времени. Один из самых показательных примеров расположен на четвертой странице — желая посвятить одну из страниц трагедии 11 сентября, он с удивлением нашел 9 и 11 в тексте на одной странице и обратил ее в коллаж из образов разных направленностей и настроений, перемещаясь из кичливого счастья Конга, обнимающего башни как символ Америки, в вольную иллюстрацию ада Данте на улицах травмированного Нью-Йорка.
Эволюция четвертой страницы A Humument от книги Мэллока до финальной версии.
В нулевых, с возможностью бесконечных перепечаток страниц из книги и поиска по словам, Филлипс обрел больше гибкости и свободы в творчестве, что позволило переработать книгу аж 7 раз, скрепляя картины сюжетной линией с молодым человеком по имени Билл Тог — прототипом Уильяма Мэллока, ставшим узником собственной книги. Приемы Филлипса, включающие нелинейный нарратив и вариативность в прочтении текста во многом следовали в ногу с актуальными типографическими экспериментами того времени, представленными Уильямом Гэссом, Реймондом Федерманом и Стивом Кацом, но осваивали иную территорию — территорию книги как элитного арт-объекта, подобного каталогу репродукций, сдобренного ручейками текста, представляющими для читателя истинное фонетическое удовольствие.
Издания A Humument
A Humument — мозаика абстрактного искусства, кустарных комиксов и даже вкраплений из фотографий с обязательным присутствием нитей текста, вольно расползающихся на 367 страницах — неудивительно, что в итоге это бесконечно редактируемое творение переросло формат книжного переплета и после сцеживания в The Heart of A Humument — эдакой выжимки лучших работ из книги — расщепилось сначала на отдельные полотна, а затем перекочевало в формат инсталляций, флеш-карт, приложения для девайсов и прочих опций для обновления ощущений и складирования A Humument у себя дома. Сам Филлипс котирует электронные версии своих книг намного выше бумажных, ибо «они подобны церковным окнам: ярче, краше, чище. Таковы, какими мы хотим видеть этот мир». Подобная преемственность показывает не только эволюцию медиумов и одержимость обладания информацией, но и подтверждает самодостаточность творения, способного как распасться на микроны, так и воссоединиться в цельный вербальный монолит, лишенный художественных изысков и доспехов из введенного Филлипсом сюжета.
Мир принял A Humument с распростертыми объятиями — комплименты в величии книги исходили от таких разномастных художников звука и слова как Брайан Ино, Уильям Гэсс и Стивен Фрай, а Джонатан Сафран Фоер и вовсе вдохновлялся ей для своего радикального опуса The Tree of Codes.
Успех в широких литературных кругах способствовал переизданию оригинального труда Мэллока спустя целое столетие — случай, напоминающий типичные воскрешения артистов в век сэмплирования, когда песни, выстроенные на отрезках из композиций неизвестных и потерянных исполнителей отдают им должное — либо дивидендами с продаж, либо минутой славы.
Тем логичнее то, что подытоживает работу Филлипса именно кадр с могилы Мэллока — честно признанного фундамента для этого авангардного памятника, по которому в общих чертах, подобно хаотичной раскадровке, можно рассказывать о взлетах и падениях искусства двадцатого века. И если памятник истлевшей эпохе был бы более рафинированным в исполнении и последовательности, то он явно не относился бы ни к этому миру, ни к этому столетию.
<span style=»font-size: 1.125rem;»>
</span>