Перевод статьи писательницы и эссеистки Джой Уильямс, посвященной роману Уильяма Гэддиса «Джей Ар». Впервые опубликовано в The Paris Review в 2020 году. Также текст включен в переиздание романа в линейке New York Review Books (NYRB). Перевод Стаса Кина под редакцией Джамшеда Авазова и Владимира Вертинского.
Шестнадцать лет будто живешь с чертовым инвалидом шестнадцать лет каждый раз приходишь и он сидит и ждет такой же как ты его оставил машет на тебя своей клюкой, взбить ему подушку сократить абзац добавить предложение держишь его чертову руку немного теплого молока добавить запятую выскальзываешь на воздух пачка сигарет возвращаешься туда где ты его оставил, глаза следуют за тобой по комнате машет своей чертовой клюкой выясняешь какого черта ему надо, взбить чертову подушку сменить повязку почитать вслух переместить фразу вытереть его подбородок новый абзац чертовы глаза следят остаться на неделю, остаться на месяц на целый чертов год подумать о чем-нибудь другом чертовы друзья спрашивают как у него дела все ждут когда он выйдет не хотят дурных вестей нет вестей готовы слышать ложь, широкая улыбка выйдет со дня на день, идешь по улице чертово солнце начинаешь думать что может быть встретишь его может быть он все уладил и вышел сам возвращаешься открываешь чертову дверь он там где ты его оставил… — Уильям Гэддис о написании романа
Великолепный пример экспрессивной тирады. На самом деле — идеальный. «Распознавания», первый роман Уильяма Гэддиса, создавался семь лет. Второй, «Джей Ар», потребовал вдвое больше времени. В каждом случае инвалид чудесным образом вставал и, обладая невероятной силой, преображаясь и преображая, вступал в царство большой литературы.
Еще в 1957 году Малкольм Лаури попытался передать свой восторг по поводу «Распознаваний» через их общего друга Дэвида Марксона. «Это воистину потрясающее творение, сверхвизантийский алтарь и реактивный снаряд души». Мистер Гэддис не ответил. Он не читал «У подножия вулкана» («Это было одновременно слишком близко и слишком далеко от того, что я пытался достичь…») С другой стороны, сам он написал письмо Роберту Оппенгеймеру и даже послал ему экземпляр «Распознаваний», но так и не получил ответа.
После публикации «Распознавания» утонули, как камень в море. Исследователь и превосходный биограф Джозеф Табби сухо отмечает, что критики были «не готовы» к ним. Некоторые из рецензий вскользь пародируются в «Джей Ар»:
…столь нарочитое стремление написать шедевр, кое в менее амбициозном произведении можно было бы с удовольствием счесть многообещающим, для тех читателей, которых ему, возможно, посчастливилось иметь…
…нигде во всей этой отвратительной книге нет и следа доброты, искренности или, хотя бы, порядочности…
…полное отсутствие дисциплины…
Но мистера Гэддиса не привлекали даже редкие хорошие отзывы. Ему не понравилась цитата Стюарта Гилберта, помещенная издателями на оборот обложки, где он сравнивался с Элиотом и Джойсом:
…хотя она [книга] и длинная, даже длиннее «Улисса», интерес, как и к шедевру Джойса, и по весьма схожим причинам, блестяще поддерживается на протяжении всей книги…
Гэддис считал, что это дает рецензентам «аварийный люк», и протестовал, утверждая: «мое знакомство с Джойсом ограничивается „Дублинцами“ и несколькими письмами». До конца своей жизни он настаивал, что никогда не читал «Улисса». Кажется, он просто читал все остальное. И, как высказался Эзра Паунд, когда одна знакомая показала ему свой экземпляр «Распознаваний»: «Вам следует сообщить своему другу [Гэддису], что Джойс был концом, а не началом». «Распознавания», с их ветвлением аллюзий и трансцендентальными поисками, были сплошным торжеством энциклопедических амбиций. Это было ново. «Джей Ар» же — был ещё новее. Он не пользуется никакими фиктивными привычками, подсказками, костылями и соединительными тканями нарратива. Время скользит там, словно угорь. Его будто разровнял бульдозер. Персонажи не имеют другой идентичности, помимо произносимых слов, и они говорят о том, о чем говорят, с неутомимым напором. Нет ни общения, ни завершенности. Лишь разглагольствования. Бешеные монологи. Оскорбленные отповеди, оскорбительные уколы в ответ. Почти все, о ком идет речь, возмущены, озадачены, разгневаны, двуличны, не поняты или поняты неправильно. Десятки лиц и голосов: композиторы, писатели, учителя, адвокаты, политики, финансисты, мошенники и обманщики. И накал не ослабевает. Даже в конце все готово начаться заново. Это бунтарский головокружительный ошеломляющий успех, не обязанный ничему, что было прежде, кроме своего ускользающего, более элегантного отца, «Распознаваний», которые не были обязаны вообще ничему.
В 1956 году, за девятнадцать лет до публикации этого второго романа, мистер Гэддис написал себе заказное письмо, дабы защитить свою идею от нарушения авторских прав:
Вкратце это выглядит так: молодой парень, десяти-одиннадцати лет от роду, «идет в бизнес» и делает состояние, разрабатывая и выполняя в основном очень простые процедуры, необходимые, чтобы объединить обширные финансовые интересы, построить «большой бизнес» в системе сравнительно свободного предпринимательства, используя их во множестве (опять же в основном просто поощрения (как налоговые льготы и т.д.), что нынче так заметно в деловом мире Америки…
Этот мальчик (названный здесь «J.R.») нанимает в качестве «подставного лица» для ведения дел, связей с прессой и т.д. молодого человека, неискушенного в вопросах денег и бизнеса, чье имя (которое пришло мне во сне) — Баст. Другие персонажи включают двух тетушек Баста, руководителей компаний, поглощенных корпорацией Джей Ара, его совет директоров, членов синдиката, который борется с его компанией за контроль в битве за акционеров, руководителей благотворительных фондов, которым его компания перечисляет деньги и т.д.
Эта книга задумывается как сатира на темы бизнеса и денег, на то, как это происходит и решается здесь, в сегодняшней Америке, и на людей, которые этим занимаются; это также исследование морали прямолинейного мальчика, воспитанного в нашей культуре, молодого человека с сознанием художника, и фигур, что окружают их в такой конкурентной и вещественной экономике, как наша. Сейчас книга предварительно называется «СЕНСАЦИЯ» и «J.R.»
До чего малообещающий конспект! Это письмо самому себе не дает ни малейшего намека на то, как будут представлены серьезный Баст, который просто хочет сочинять музыку, еще меньше — обаятельный Джей Ар и «фигуры, что их окружают», — на 770 страницах неатрибутированного, выхваченного из контекста, прерывистого диалога, в «обрывках речи, подобных конфетти вихрях ярко раскрашенных клише» (Уильям Гэсс, с восхищением), в редких и своеобразных лирических описаниях:
В течение времени, не прерываемого взглядами на часы, единственным звуком было трение ногтей о маникюрную пилочку, а сами часы, словно пользуясь преимуществом, казалось, совершали свой круг тайными скачками вперед, выбивая сразу целые клинья из того, что осталось от часа.
в обрывках рекламы, радиопередач и фрагментов новостей:
— выборка из Восьмой симфонии Брукнера, предоставленная вам…
— это как отправить свой рот в отпуск…
— дома в Америке, многие раньше были деревьями…
и даже в школьном сочинении, которое Джей Ар наспех пишет об Аляске:
Алсака… В Алсаке находится около ста миллиардов баррелей нефти, которые миллионы лет ждали, запертые в земле, когда рука человека освободит их для улучшения жизни человечества…
Но в основном это диалог. Ужин подается в диалоге. Вот несчастная семья ДиКефалис. Дэн ДиКефалис — психометрист в школе Джей Ар; Энн — его глубоко разочарованная жена. Оба они до того несчастны и рассеяны в своем браке, что приютили в доме льстивого бродягу, и каждый считает, что он отец другого. Дети — Нора и Донни:
— …Нора, сказала же, позови Донни к ужину… Вот, посади Донни сюда, а ты…
— Но мама Донни должен сидеть, где вилка, так что он…
— Хорошо, боже наверное уже поздно вести его к психиатру, отведем к электрику… хватит болтать, ешь…
— Что это.
— Что значит «что это», это твой ужин. На что это похоже.
— На лингам.
— На что?
— На лингам.
— На лингам! Откуда тебе знать, как выглядит лингам.
— Потому что он выглядит вот так.
— Может она, может она видела ту твою книгу…
Смерть тоже случается (разумеется), но она происходит где-то в другом месте:
— Джек, смотри, ты проливаешь это по всему…
— Я не проливаю, оно само проливается. Я не…
— Черт возьми, дай мне налить!
— Но насчет мистера Шрамма, он, с ним все в порядке, да? Я имею в виду, где он…
— Внизу в холле, понимаешь, с ним произошёл несчастный случай Баст, он…
— Я знаю, да, я же, ты имеешь в виду другого?
— Да, он, подожди послушай не ходи туда сейчас!
или, как в случае с несчастным мистером Глэнси:
— Да нет давай Верн, заходите мистер э-э мэр это был Готлиб из агентства «Кадиллак», он думает он сможет оформить машину на ваше имя, не выкупая ее у наследников Глэнси, и оформить это как э-э как продажу подержанного автомобиля, то есть…
— Что там насчет запаха.
— Нет конечно он подержанный ведь Глэнси на нем ездил, э-э, думаю, люди из «Кадиллак» предпочитают говорить ранее принадлежавший да и он проехал на нем всего семь миль но разумеется он пробыл в нём неделю когда его нашли в лесу и очевидно они не смогли удалить запах, восстановить запах салона нового автомобиля, то есть…
Мы… увлечены. Мистер Гэддис признавался, что хотел захлестнуть нас потоком непрерывной болтовни: «можно многое упустить, но ведь это и есть жизнь, в конце концов? упускать что-то прямо перед собой?» Его персонажи не могут или не хотят общаться каким-либо осмысленным образом. «Не могу вести и ехать не желаю», — заявляет Джек Гиббс, писатель в застое, вечно перебирающий коробки с бумагами, свои исследования, свои заметки, свои материалы для всепоглощающей, незавершимой шпенглерианской «работы». Гиббс — воплощение тотального беспорядка, тогда как композитор Баст, «молодой человек с сознанием художника», обладает несколько вымуштрованной чистотой. Он так хочет создавать великолепные оратории, но достаётся ему написание «музыки зебр» для биржевого брокера и охотника на крупную дичь Кроули, который затевает снять фильм об африканской дикой природе в надежде, что правительство станет импортировать хищных зверей для отстрела в национальных парках.
…побудить кое-кого в Вашингтоне к идее заполнения наших общественных земель чем-то получше трейлеров и пивных банок.
Читатель попадает в «Джей Ар» не через темный лес, а с бурлящим потоком из Большого Сливного Бачка — американского капитализма. Сам Джей Ар, смышленый и небрежный мальчик, ведет хитроумную алчную игру, затрагивающую всех — и хороших, и плохих, и тех, кому нет дела. Он прекрасно усваивает принципы капиталистической модели (мистер Гэддис признается, что концепция большого бизнеса увлекала его еще в детстве), делая то, что он делает, «потому что так надо!» Вот он разговаривает по телефону с Нонни Пискатор, «главным юристом», нанятым в семью компаний «Джей Ар»:
…понимаешь, если там есть какие-нибудь из этих минералов, нам надо взять этот процент за полное истощение… Я имею в виду, если мы можем получить какие-нибудь налоговые льготы от истощения чего-то почему бы нам не… Ладно, с этими фьючерсами я не говорю тебе делать что-то незаконное… Я имею в виду, для чего по-твоему я тебя нанял! Я имею в виду, если я хочу сделать что-то незаконное что я хочу от адвоката я имею в виду черт возьми где мы по-твоему в России? где они не позволяют тебе вообще ничего? Законы есть законы зачем делать что-то незаконное если закон позволяет нам делать это и так…
Манера мистера Гэддиса организовывать свои романы состояла в нагромождениях и перестановках. Он собирал вместе всё подряд: газетные заметки, подслушанные разговоры. «Хотя и пекусь о порядке, я все еще живу в мире отрывков, нацарапанных на обратной стороне конвертов», — признавался он. Многие из этих обрывков, фрагментов, размышлений, цитат переходили из книги в книгу. Полюбившаяся ему строка из романа Томаса Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел» — «неотвратимая пунктуальность случайности«1Пер. Т. Ивановой и И. Гуровой — появилась во всех четырех его романах, а также в повести «Агония Агапе». Он сохранил огромное количество черновиков, «тьма их», в коробках из-под еды и спиртного, которые теперь хранятся в архиве Специальных Коллекций Вашингтонского Университета в Сент-Луисе.
…дома в Америке, многие раньше были деревьями…
Их было так много! Им не было конца, как и заложенным в них смыслам и душевной ценности (или ее отсутствию). Он хорошо знал, что такое порождаемая хаосом энтропия. Саму Америку он полагал «великой фикцией», которая требует от своего народа не только налогов, но и, что куда важнее, постоянной веры или, по крайней мере, приостановки неверия в ее существование. В письме 1973 года теологу Томасу Альтицеру он писал:
…именно этот вопрос что вообще стоит делать преследует меня всю жизнь, как в моей личной жизни и работе, где я пытаюсь в очередной книге побороть его разрушительное и парализующее воздействие, так и в Америке, которая так отчаянно спешит преуспеть в поиске неверных ответов. Касаемо текущей книги, сатирической, юмористической или какой угодно еще, посвященной деньгам и бизнесу, у меня иногда возникает ощущение, что я пишу светскую версию ее предшественницы…
Все годы работы над «Джей Ар» он покорно трудился за зарплату в корпоративной машине — Kodak, Ford, IBM, Pfizer («операция по международному пиратству») — писал рекламные тексты и программные документы, умудряясь сохранять работу даже когда его старания оказывались неудовлетворительными. Один его сценарий производственного фильма был признан «слишком глубоким и нуждающимся в переделке, которая бы вывела информативность на меньшую глубину». Он прекрасно разбирался в маркетинге и всегда был внимательным к системам речи, убеждения, запутывания, наблюдая и рисуя американский путь расточительства — изнурения природы, таланта, энергии… ущерба, который рынкам, системам, менеджменту требуется для роста.
О работах и идеях мистера Гэддиса написано немало по большей части тревожно эрудированных текстов, но всё же они по-своему, как-то по-злому и исключённо, интересны. Его воспринимают и читают по-разному. Незадолго до публикации «Распознаваний» Джек Керуак повстречал его в баре, после чего описывал его как «ироничного человека, с парковочным талоном на лацкане пальто». Я представляю его в возрасте пяти лет, когда его отправили в «строгую» школу-интернат, в моем воображении это уже мистер Гэддис, хотя и маленький. Умный, опрятно одетый, держащий себя с такой серьезностью, которую позволяет его подавленная веселость.
В 1976 году «Джей Ар» получил Национальную книжную премию — шанс, подоспевший как нельзя кстати. Важную роль в присуждении этой премии сыграли в качестве судей Мэри Маккарти и Уильям Гэсс. Другой судья, кто бы он ни был, и какого бы мнения ни придерживался, был глубоко и ловко проигнорирован. Маккарти нашла роман «ужасающим и смешным» и называла его «Джуниор». Премия принесла ему бóльшую известность и увеличила число читателей, хотя и не настолько, как можно было бы ожидать, поскольку «Джей Ар» — роман не для слабонервных и не для скудных концентрацией. «Джей Ар» — это суровый, требовательный, сложный, бунтарский, некомфортный, назидательный роман, воющий водоворот голосов, цепкий и болтливый, беспорядочный ад души. И также он удивительно точно бьет в американскую натуру.
Где-то в начале (на странице 204!) в первый и единственный раз появляется юноша. Это Фрэнсис. У него много вопросов и несколько осторожных мнений.
Знаешь, как мне раньше казалось, мама? Если я не скажу сейчас, если я как бы накоплю и не скажу, то тогда я буду говорить после смерти.
Сколь интригующе! Но если это правда, мы не смогли бы получить опыт персонажей «Джей Ар» там (подобно тому, насколько досконально, потрясающе, радостно получили его здесь), ибо как бы мы их распознали?