Грег Герке «Уильям Гэддис и американское правосудие»


Эссе Грега Герке, посвященное роману Уильяма Гэддиса «Его забава» (1994), впервые было опубликовано в журнале The Millions, а позже включено — с некоторыми изменениями — в сборник эссе «Смотри, что я вижу» (Zerogramm press, 2021). Перевод, который мы публикуем, выполнен по «книжной» версии эссе, предоставленной автором. Перевод Александра Колесникова.



«Справедливость? — Справедливость будет на том свете, на этом свете у тебя есть правосудие». Я постоянно цитировал первое предложение «Его забавы» Уильяма Гэддиса еще до того, как прочитал все остальное. Как соцработник я помогал бездомным на Манхэттене и по долгу службы часто отвозил их в приюты; за десятиминутную поездку в машине я часто выслушивал истории об их жизни и проблемах. Один особенно хриплый мужчина был в ярости от правовой системы и всего того беспредела, который она натворила с его жизнью. Он был так зол, что я не был уверен — не собирается ли он ударить меня или водителя, так что мне пришлось перебить его тираду этой цитатой. Он засмеялся и начал успокаиваться, приговаривая: «Кто бы это ни написал, он, мать вашу, знал, о чем я тут толкую».

Как-то летом я предложил жене, — адвокату со стороны защиты по уголовным делам в Бронксе, — читать роман одновременно. Мы оба представляли интересы наиболее беззащитных слоев нашего общества, пытаясь помочь им, и, хотя мы видели правовую систему с разных сторон, оба признавали, что она заточена под богатых. Моя жена рассматривала свою работу как постоянное маневрирование среди окружных прокуроров, судей и законов, часто поддерживающих систему массового лишения свободы, сложившуюся в этой стране. У бездомных, по сути, вообще нет прав, так что правовая система для них скорее помеха. Я привносил в наш анализ ситуации даже больше скептицизма. В год после окончания школы я доставлял почту группе юристов, в основном это были мужчины, передавая конверты их взволнованным секретарям, которые давали мне множество копировальных заданий. Я готовил всем кофе. Я следил за тем, чтобы пиво и содовая хранились в разных холодильниках. Эти громкие и похотливые мужчины, которые добирались на работу в машинах за $ 30 000, не были похожи на меня, моего отца, или моего деда, и не были образцом того, кем бы я хотел стать. Большинство из них были неблагодарными, насмешливыми и нетерпеливыми, готовыми запретить что угодно, что не приносило радость им самим или не шло им на пользу. Справедливости ради, некоторые из них действительно обращались с другими как с равными себе людьми. Но было легко заметить, что людьми с достатком были те, на кого нельзя равняться.



Роман Гэддиса — это сатира на правовую систему, в нем множество беспочвенных судебных разбирательств, включая «Ширк против поселка Татамаунт и др.» В рамках этой тяжбы создатель гигантской городской скульптуры («Циклон Семь») судится с небольшим городком после того как собака по кличке Спот, принадлежащая семилетнему мальчику, застряла в ней, а работы по ее спасению нанесли ущерб скульптуре. В романе еще несколько судебных разбирательств, два из которых связаны с протагонистом — Оскаром Кризом. В рамках менее значительного дела он судится сам с собой — как результат того, что, пока он пытался завести свою японскую машину (Сосуми производства Исуйю) без ключа, она его переехала. Основное же действие связано с иском против кинокомпании спродюсировавшей фильм о гражданской войне — «Кровь в красном, белом и синем»; Оскар считает, что фильм основан на его непоставленной и не опубликованной пьесе «Однажды в Энтитеме», которую он написал 17 лет назад и отправил продюсеру фильма, хотя и не может найти письмо с отказом.

Читая вдвоем, мы с женой обнаружили, что следуем повествовательным изгибам книги — от судебных решений к драматургическим сценкам, к даче показаний, фрагментам пьесы, заключениям судей и неожиданно возникающим забавным диалогам — и все это в определенном ритме. В новостных сводках того лета мелькнуло столь же одиозное разбирательство, к которому отнеслись столь же серьезно, как и к делу Оскара — жительница Манхеттена Дженнифер Коннел судилась со своим восьмилетним племянником за то, что в свой день рождения он запрыгнул к ней на руки, в результате чего она, падая, сломала запястье. Дело дошло до суда присяжных, но было отклонено. Совсем недавним примером подобного обращения с законом стал иск болельщиков New England Patriots против NFL потому что команда потеряла право выбора на драфте в результате дифлейтгейтского скандала. К счастью, судья отклонил и этот иск. «Почему люди судятся?» — спросил я жену. «Потому что общество указывает нам, что это тот способ, которым мы должны решать проблемы; ну и к тому же все хотят денег», — ответила она, напомнив о старом рекламном ролике из Saturday Night Live, в котором человек на улице спрашивает в юридической фирме, продвигающей свою беспощадную тактику1Сutthroat tactic — юрист, придерживающийся тактики беспощадности (букв. юрист-головорез), ведет себя агрессивно, оговаривается с целью обойти закон, искажает факты, подменяет понятия, запугивает, сутяжничает. Делает всё, чтобы выиграть дело, оставаясь при этом в рамках закона.: «Я бы с радостью засудил кого-нибудь, но разве мне не нужна для этого веская причина?»

В апрельском номере журнала Harper’s за 2016 год Ральф Нейдер утверждает, что судебные иски, особенно отвечающие здравому смыслу, являются благом для Америки. По мере того, как все больше и больше корпораций и политиков объединяются с целью отменить законы, защищающие «право пострадавшего на получение адекватной компенсации за причиненный ущерб», воцаряется либерализация рынка. Нейдер добавляет, что «рекламные кампании стоимостью в миллионы долларов, щедро проспонсированные страховой индустрией, совершают постоянные нападки — с целью подогреть общественное раздражение — в адрес экстравагантных и безосновательных решений суда присяжных о взыскании средств с невиновных компаний, священников и даже акушеров». Эти корпоративные / политические силы могли бы использовать книгу Гэддиса как средство пропаганды в этом сражении, однако она же обвиняет их в том, что они же в первую очередь и обладают этим духом жадности, власти и прибыли. И хотя Оскар в конце концов побеждает, его компенсация мизерна, потому что, как отмечает Нейдер, юридические фирмы ведущие многомиллионные дела — тварь, которая едва ли проигрывает. Когда юристы начинают судиться с другими юристами, уловки и лазейки находятся повсюду.

Действие 586-страничной книги (последней, опубликованной при жизни Гэддиса) происходит в Нью-Йорке и на Лонг-Айленде, хотя основные события разворачиваются в доме Оскара в Хэмптоне. «Его забава» пестрит невротическим жаргоном и сленгом, характерным для Америки, который связывает в единое целое и идеально определяет сутяжные, полные медийной шумихи годы, в течение которых Гэддис работал над ним — с 1986 по 1993. Это годы неуклонного роста кабельного телевидения и культурной нормализации одержимости скандалами, свойственной ему, кульминацией чего становится медиа-шумиха вокруг Клинтонов и одна из первых высосанных из пальца таблоидных «историй», проникших в национальные новости: Джон Уэйн и Лорена Боббитт. В середине книги есть небольшой эпизод, пропитанный тем типом сатиры, который предпочитает Гэддис: столкновение людей, которые на дух не переносят других людей. Богатая подруга Кристины (сестра Оскара) Триш наносит визит в дом Кризов. И к большому неудовольствию Оскара посетительница приезжает со своей собакой — Пупсиком, и когда с Пупсиком случается «происшествие», Оскар показательно находит в этом зловещий мотив: «Это не было случайностью Кристина, я следил за ним, он сделал это намеренно…»

Писклявая истерия Оскара, типичная для него, подчеркивает, насколько он несерьезный и ребячливый во многих отношениях, усложняя его «творческий» характер склонностью винить других за свои ошибки; он заставляет горничную, которая не говорит и не читает по-английски, искать письмо с отказом; он продолжает смотреть телевизор после того, как подруга просит осмотреть опухоль у нее на груди. Этот «художник» весьма ленив, хотя теперь он преподаватель истории в колледже. Вопрос, к которому мы постоянно возвращались в процессе чтения, заключался в следующем: действительно ли Оскар верил в то, что студия украла идею из его пьесы, или же он искал халявы? Его мотивы можно поставить под сомнение тем, что он постоянно ругает продюсеров за то, что они украли часть его пьесы, одновременно разочаровываясь в том, что другие ее части они не использовали. Вероятно наилучший ответ на наш вопрос можно найти в сцене после того, как Оскар одерживает временную победу и получает определение суда по обеспечению иска, запрещающее прокат, а компания решает показать фильм по телевидению, чтобы заработать денег, и главные герои собираются, чтобы вместе посмотреть его. Поначалу Оскар жалуется на то, насколько примитивными получаются первые сцены, однако битва (основная сцена в фильме) завораживает его, он становится столь же кровожадным, как и продюсеры, настаивающие на кровавых батальных сценах. Он восхищен тем, насколько точно они изобразили схватку столетней давности: «… немыслимо, это немыслимо, взгляните-ка! Половину полка выносит с лица земли на высоте тридцать футов…»



Я стал превращаться во фрика, помешанного на Гэддисе, после того как взял интервью у Уильяма Гэсса, писателя и друга Гэддиса, с которым его часто путали в литературных кругах. Я зачитывал жене выдержки из «Распознаваний» и «Джей Ар», стремясь завербовать ее в свои ряды. «Его забава» — книга, которая стала потерянной классикой. Обычно имя писателя становится синонимом для одного или двух из написанных им произведений, хотя некоторым мастодонтам удается сделать таковыми от трех до пяти книг. Гэддис не так уж долго шел к читателю. Все началось еще при его жизни, но, несмотря на выигрыш Национальной книжной премии, переизданий «Его забавы» не было с 1995 года, когда вышло издание в мягкой обложке, а в главной бруклинской библиотеке на Гранд-Арми-Плаза этой книги и вовсе нет в фондах. В книге нет деления на главы, что может послужить объяснением для ее относительной неизвестности по сравнению с теми современными романами, в которых пробелы и другие разрывы de rigueur2По модевыполняют свою работу. Начиная с «Джей Ар», вышедшего в 1975, все у Гэддиса — один сплошной поток, где все происходит поверх чего-то еще, где все прерывается, включая его излюбленный реквизит — телефон.

Название книги Гэддис позаимствовал из «Справочника по гражданскому праву», который попался ему под руку, когда он проводил обширное исследование правовой системы, в числе прочего приобретя все восемьдесят четыре тома «Американской юриспруденции» (энциклопедия законов Соединенных Штатов), и вел интенсивную переписку с юристами и делопроизводителями на предмет обоснованности своих вымышленных судебных заключений и одного длинного протокола предварительных слушаний. На протяжении этого 50-страничного обмена репликами (в форме судебного протокола, набранного машинописным шрифтом), юрист студии наседает на адвокатов Оскара, утверждая, что фильм лишь отчасти содержит те же идеи, что и пьеса Оскара (другой юрист говорит: «…вы не можете зарегистрировать авторское право на Гражданскую войну»), и связывает известную практику Уильяма Шекспира по заимствованию материала для своих пьес из хорошо известных источников с тем, что делает сам Оскар:

В: Другими словами… речь идет просто о заимствовании, не так ли?… Будь вы Шекспиром или Джо Блоу3Имя, которое часто используется для обозначения обычного человека, вы могли бы точно так же из всего этого создать пьесу, если бы захотели, так?
О: Что ж… если бы Джо Блоу мог писать пьесы?
В: Вы имеете в виду, что это бы зависело от того, как реализована идея?
О: Ну, да. Да, конечно.
В: Не идея, а то, как она была выражена драматургом? Не делает ли это «Короля Лира» Шекспира более значимым, чем «Короля Лира» Джо Блоу?

Реактивный стиль письма Гэддиса сочетает завораживающие предостережения великих русских романистов и Т. С. Элиота с исчезновением социального порядка в Америке конца XX века. Он взял обломки нашей эпохи (рекламу на радио и телевидении, газетные объявления и т.д.), взболтал в своем оскорбленном сознании, и создал искусство столь же непреходящее, что и искусство древних, следуя часто цитируемому изречению: хорошие художники копируют, великие художники крадут. Хотя Гэддис добрался до точки, когда он вынужден красть у самого себя — подобно фрагментам пьесы Оскара Криза «Однажды в Энтитеме», которые являются дословными отрывками пьесы самого Гэддиса (с тем же названием), написанной около 1960 г. В своих затяжных напряженных размышлениях он нашел правильный способ разместить самого себя и осуществить акт экзорцизма в отношении своего собственного призрачного «Я»: неудавшегося художника, который, подобно Фаусту, продает свою душу, чтобы заработать на жизнь, одновременно снизив требования моральной ответственности в отношении искусства — то, на что Гэддис так и не пошел, хотя видел множество примеров вокруг себя. Возможно, если бы Оскар крал у Шекспира, его пьесу за все эти годы уже поставили бы.

Прожив в этом мире порядка сорока лет, и будучи слишком хорошо осведомленным о галеонах, движимых хайпом, мне теперь предельно ясно, что роман комментирует нашу культуру зависти по отношению к тем людям, которые получают то, что, как нам кажется, они не заслуживают, — трюизм со времен Алексиса де Токвиля. Будь то желание качать права в любых формах, или просто результат того, что мы суем нос в дела других, и обижаемся на пустом месте, — все эти лицемерные действия являются основой для многих и многих смехотворных судебных исков, включая погоню Оскара за отступными. Не обязательно иметь адвоката, чтобы шантажировать кого-нибудь. Лайонел Триллинг пишет в книге «Значение литературной идеи»: «Мы… люди идеологии». Исступление и смак, подобные тому, что возник вокруг Салемской охоты на ведьм, но лишенные физической формы, используются вирусными интернет-кампаниями, в основе которых буллинг и шейминг, — истерия догматической мстительности слишком близко, на расстояние одного клика подобралась к реальному разрушению чьей-то жизни. Но эти последствия заставляют задуматься лишь немногих, прежде чем отправляться в вылазку по социальным сетям, реагируя на все в комментариях «да пошёл ты».

Эта свободная игра противоположностей обыгрывается в выбранном Гэддисом эпиграфе — из письма Генри Торо, воплощения американского индивидуализма, который пишет Ральфу Уолдо Эмерсону следующее: «То, что ты тщетно ищешь на протяжении половины жизни, однажды настигает тебя сытого за семейным ужином. Ты жаждешь этого как воплощения мечты, но обретя тут же становишься его жертвой». Оскар ищет славы и богатства, но получает лишь символическую плату, а все его остальные нелепые иски уже ничего ему не дадут.
Книга комментирует наше время — после терактов 11 сентября и финансового кризиса — не только в отношении вопросов авторского права, правовых норм и олигархии, порожденных корпоративно-политизированным полицейским государством, но и в отношении того, что мы все еще остаемся теми же людьми идеологии. Есть ли разница между «тогда» и «сегодня»? Сейчас, вооруженные новыми технологиями, чтобы было еще легче оскорблять и разрушать друг друга, даже Гэддис не смог бы предвидеть, насколько легко мы отступим от принципов гуманизма ради славы и богатства, добываемых за счет других людей.