Один из ранних рассказов Кормака Маккарти «Утопленник» был опубликован в 1960 году в студенческом журнале «Феникс». Публикуем предуведомление журнала и рассказ в переводе Сергея Карпова под редакцией Кати Ханской.
Мы посвящаем первый номер «Феникса» студентам и преподавателям Университета Теннесси. Восставая из пламени испытаний, «Феникс» предлагает вам возможность присоединиться к нашему литературному опыту как читателям и как писателям. Тем мы надеемся развивать творчество и любовь к литературе в стенах этого университета.
Мы не Битники и не Традиционалисты. Мы рассмотрим все предоставленные материалы, главный критерий для публикации — высокое качество и хороший вкус.
Мы принимаем к рассмотрению рассказы, поэмы, литературную и художественную критику, комментарии к текущим новостям и решениям правительства, исторические и путевые очерки, зарисовки карандашом и тушью. Так же будем рады вашим письмам и отзывам об издании и опубликованных работах.
Редакция.
КОРМАК МАККАРТИ · УТОПЛЕННИК
Как только хлопнула сетчатая дверь, он обогнул угол, чтобы потеряться из виду, и бросился за дровяной сарай, прячась от дома. Девочка дремала. А он не должен был уходить далеко. Замерев в тени акации, он осмотрелся. В тени под свесами сарая метались осы. Пройдя через ворота, врезанные в огромную неухоженную изгородь, за сараем он перешел через дворик к старому флигелю. Осторожно распахнул прогнившую дверь; доски были покоробленными, мягкими и с бледно-зелеными бархатными пятнами. Одна из досок отстала от задней стены, внутрь проникал тонкий луч света. На полу еще лежала старая куртка, которую он принес для Сьюзи, проследив за ней в тот первый день, когда она вновь похудела, завиляла хвостом, а ее сосцы больше не тащились по земле. Куртка пестрила от штришков белой шерсти, еще держался слабый запах кислого молока, оставшийся после щенков. Сами щенки уже отправились на прошлой неделе в новый дом. Он вошел внутрь и всмотрелся в дырку в полу, и, когда глаза привыкли к темноте, разглядел два красных треугольника, соприкасавшихся вершинами. У каблука в плесени сидел сверчок, чертивший усиками в воздухе случайные полукруги. Он его увидел и протянул руку, но тот скакнул, ударился о сиденье стула и опять свалился на пол. Он быстро наступил, а потом поднял с пола. У сверчка еще подергивалась в разреженном летаргическом ритме ножка; из него сочилась вязкая белая жижа. Он бросил трупик в дырку и наклонился посмотреть. Было видно, как он покачивается на гибкой паутине. Сползла на нити черная вдова, а добравшись, начала плести передними лапками над сверчком, будто исполняя погребальный обряд. Скоро ножка перестала дергаться. Тогда мальчик наклонился пониже и уронил с языка большую каплю слюны; та проползла мимо силуэтов, серея в густеющей тьме. Паук замер. Мальчик поправил прицел, и второй плевок попал точно в цель и накрыл насекомых. Паук бросил жертву и скрылся в темных закоулках затхлой дыры, оставляя за собой тонкую нить слюны, повисшую скользкими петлями на паутине.
Тогда он вышел и осторожно прикрыл прогнившую дверь. Солнце спускалось в крону дубов с другой стороны дома. В листьях мелькали голубые сойки. Он немного помешкал, потом свернул на тропинку в угол двора. Там перелез через проседавшую живую изгородь из жимолости, двинулся в лес. Скоро дошел до старой повозки, безмятежной и пестрой от утреннего света, проникающего сквозь листья сырых деревьев. Направился вниз по склону, загребая ногами листья и переворачивая их влажной стороной. Один раз приостановился, сорвал кроличьего табака1Кроличий табак (rabbit tobacco) – растение, встречающиеся в восточной части Северной Америки. Распространенный заменитель табака, используемый детьми сельской местности. Обладает легким седативным эффектом., сунул горсть в рот и двинулся дальше, поплевывая и широко размахивая тонкими ручками.
Дорога заворачивала и петляла по холму, пока не вывела на опушку, где ненадолго выпрямилась и затем затерялась в шумящем поле, за которым вытянулась гряда ив и тополей, обозначающих русло ручья. Пока брел по колено в траве или пробирался через редкие заросли ежевики, он еще чувствовал под ногами колею. Затем раздвинул ширму ив, засиявших вокруг зеленым и золотым от солнца. Уже тогда послышалось слабое журчание, еще до того, как он вышел из ив к мосту, заметив через зеленые кружева воду, где рябило и танцевало на шероховатой глади солнце, словно серебряные пчелы.
Осторожно ступая, он взошел на мостик. Выгнувшиеся доски потрескались и выцвели, посерели, почти как металл. Посередке сооружение опасно провисло над водой, как брюхо старого мула. Мальчик уселся на теплых досках, потом вытянулся на живот и вгляделся в воду. Ручей был мелким и прозрачным. От лучей солнца, что просачивались сквозь листья и ветки, дно пестрело бурым и золотым, как шкура леопарда. Поперек медленного течения лениво плыли мальки. Сквозь жидкое стекло он следил, как по спине леопарда тихо скользили, волнуясь, их маленькие тени, точно птицы в полете. У локтей он нашел пару белых камешков и столкнул их к малькам: переворачиваясь, камни опустились ко дну, пуская крохотные пузырьки, торчавшие короткими ниточками, прежде чем всплыть и пропасть. Мальки бросились посмотреть, что это такое. Он сложил руки под подбородком. Солнце нежно пригревало спину под фланелевой рубашкой.
Потом на ласковом течении из-под моста показался щенок, катился и шлепался о дно ручья, невесомо переворачиваясь в неторопливой воде. Мальчик смотрел непонимающе. Щенок перевернулся и уставился на него своими незрячими глазами, подставив белое пузико размытым лучам солнца, лапки окоченели в вечном сопротивлении течению. Он проплыл, на миг скрылся в полосе тени, выплыл, потом нырнул под чеканное серебро водяной глади и пропал.
Мальчик быстро сел, тряхнул головой и уставился в воду. Дрейфовали мальки, как подвисшие торпеды; проскользила водомерка.
Они все были черно-белые, черно… кроме одного, черного целиком. Мальчик перешел мост и тронулся было за щенком, потом встал. Развернулся с распахнутыми и побелевшими глазами. Вернулся и двинулся вверх по течению по тропке, вившейся вдоль низкого бережка. По дороге вглядывался в воду. По воде вдоль жерухи2Жеруха (Водяной крес) – водное, распространённое от Европы до Центральной Азии. бежала мелкая рябь, вливалась в поток среди камней, где кучковались улитки. Под изогнутым корнем тополя мелькнул рак. В одном месте торчал необъяснимым образом попавший туда башмак.
На излучине ручья, чуть дальше моста со сторожкой, течение бурлило быстрее, начиналась глубина. Из-за поворота солнце теперь било прямо в глаза, и в воде было ничего не разглядеть. Он ускорил шаг, пересек бетонный мостик и на той стороне пробрался через заросли тростника. Выбравшись к ручью, оказался на высоком берегу; под ним споро пенилась стремнина3Стремнина – место в реке с бурным, стремительным течением., вода бороздилась и клокотала. В янтарной пучине он разобрал очертания темного джутового мешка. Медленно присел, ошарашенный и онемевший: на его глазах из прорехи показалась головка. Мгновение только колебалась на месте, затем, зацепившись краем течения, показалась свернувшаяся, как зародыш, черно-белая фигура. Словно наблюдать за рождением некоего таинственного придонного существа. Оно нерешительно покачалось, потом перевернулось и скользнуло с глаз долой на быстрине.
Слез не было, только великая пустота внутри, уступившая прямо на берегу нарастающему чувству возмущения. Тогда он вскочил, притянул длинную ветку ивы и сломал о колено, но та оказалась слишком прочной и упругой — вскоре пришлось сдаться. Тогда он пролез обратно сквозь тростник, к дороге, где на другой стороне стояла ограда. Прошел вдоль нее и отыскал свободный конец проволоки. Потащил на себя, посгибал в разные стороны и оторвал ржавый кусок. Вернулся к ручью и загнутой в крючок проволокой пытался выудить кулек со дна ручья. Проволока оказалась слишком длинной, держать было неудобно, течение постоянно ее изгибало; мешок удалось подцепить чуть ли не через полчаса. Он накрутил проволоку на руку, а когда потянул, мешок подчинился, тяжелый и отсыревший. Протащил его по отмели и аккуратно извлек на берег. Тот прогнил и смердел. Внутри оказался только один щенок, черный, зажатый между двумя кирпичами, а в мягкое мокрое брюшко наполовину зарылся большой рак. Мальчик подцепил рака проволокой и выдернул, вытянув за ним тухлую зеленую кишку. Попробовал затолкать ее обратно носком ботинка. Опять вышел на дорогу и рыскал по кюветам, пока не нашел бумажный пакет, вернулся и брезгливо положил в него трупик. Затем продирался через густой кустарник, пока не вышел на поле, пересек его наискосок и нырнул в лес, откуда было рукой подать до проселка. Свернул на дорогу, болтая грязным пакетом в руке. Поступь его была машинальной, как в трансе, а в глазах — пусто.
У дома навстречу потрусила Сьюзи. Он обошел ее и вошел через заднюю дверь, аккуратно прикрыв за собой. На кухне помедлил и прислушался. В доме стояла тишина; слышалось, как бьется его сердце. Окошко над раковиной заливалось негреющим солнечным светом. Потом раздался ее кашель — она вечно кашляла, — и он прислушался. Она в спальне. Он прислушивался под дверью, потом тихо вошел. Занавески были задернуты, а там, где в них били лучи солнца, они окрасились бледно-рыжим свечением, разлившимся в воздухе — воздухе, пронизанном слабым запахом детской мочи, запахом простыней, зловонными и домашними.
В двери он простоял бесконечную минуту. На следующий шаг его подтолкнуло все, что накипело не только со времени находки у ручья, но с самого момента, когда девочка явилась на свет. В глубоких закоулках разума копошились и сливались в одну бесчисленное множество отвергнутых, измененных или запретных мыслей. Он поднял вонючий пакет и взглянул на него. Весь промокший, а из оперившейся дырки на дне торчала паучьими лапками черная шерсть. Впоследствии казалось, что это не он прошел по комнате к колыбельке в углу, поднял мягкое голубое одеялко и рядом со спящим младенцем, крошечным и сморщенным, вывалил щенка, так и накрыв их вместе. Вспоминалось лишь смутно, как пропитывали простыню зеленые внутренности перед тем, как их скрыло одеяло.
Теперь мальчик ждет, когда домой вернется он; время к ужину. Сидит на своей кровати, а разум — безразмерная стена, на чьем фоне медленно мерцает лишь серый узор, запутанный, как огромный отпечаток пальца. Раз мать тихонько заглядывала в комнату, но младенец не проснулся. Мальчик ждет, когда домой вернется он.